— Ну и сумасшедший дом! — скорбно вздохнул сенатор и медленно выпрямился. —
— Может, оно я к лучшему.
— Ты слышал, что я сказал насчет этих негодяев из Род-Айленда?
— Слышал.
— Ну и что?
— Огорчительно я страшно, — вздохнул Элиот, попытался выжать горькую улыбку, но ничего не вышло. — Я все надеялся, что доказывать никогда не потребуется. Кому какая разница — нормален я или нет?
— Ты сам сомневаешься, нормален ли?
— Конечно, сомневаюсь.
— С каких это пор?
Элиот округлил глаза, подыскивая честный ответ.
— Да лет, наверно, с десяти.
— Ты, конечно, шутишь!
— Приятно, что ты ничего не замечал.
— Ты был такой крепкий, разумный малыш.
— Правда? — Элиот растроганно заинтересовался, каким он был в детстве, с удовольствием слушал бы дальше и не думал о мрачных тенях, обступивших его.
— Жалею только, что мм возили тебя сюда.
— А мне здесь нравилось. И сейчас нравится, — с мечтательным видом признался Элиот.
Сенатор слегка расставил ноги, стараясь обрести устойчивость перед тем как нанести сыну удар.
— Возможно, мой мальчик. Но пора тебе уехать отсюда. Уехать навсегда.
— Навсегда? — отозвался Элиот изумленно.
— С твоей жизнью здесь покончено. Когда-то это должно было случиться. И на том спасибо этим негодяям из Род-Айленда, из-за них тебе придется уехать — и уехать немедленно.
— Они-то тут при чем?
— А как ты докажешь свою нормальность на таком вот фоне?
Элиот огляделся, но ничего примечательного не обнаружил.
— А что, разве здесь что-то не так?
— Ты сам отлично все понимаешь.
Элиот медленно покачал головой.
— Знал бы ты, отец, до чего мне все непонятно!
— Да во всем мире не найти второго такого заведения. Если б перенести все это на сцену да, по замыслу драматурга, поднять занавес, когда на сцене никого нет, зрители все извертятся, пока не узнают, что за немыслимый псих тут обитает.
— Ну, а если псих выйдет на сцену и разумно все объяснит?
— Все равно он останется психом.
Элиот принял это объяснение или сделал вид, что принимает. Он не стал спорить — согласился, что ему надо умыться и собраться в дорогу. Он перерыл ящики стола, нашел небольшой бумажный пакет со вчерашними покупками — кусок мыла «Диск», флакон «абсорбина» для смазки своих могучих ступней, шампунь от перхоти, средство от пота «Эррид» и тюбик зубной пасты «Петушиный гребень».
— Приятно видеть, сынок, что ты снова печешься о своей внешности.
— Гм-м-м! — Элиот вчитывался в этикетку на «Эрриде», которым раньше не пользовался. Он вообще никогда ничем не протирал себе под мышками.
— Отмоешься как следует, бросишь пить, уберешься отсюда, откроешь приличную контору в Индианаполисе, Нью-Йорке или Чикаго, и когда начнется процесс, сразу станет ясно, что ты так же нормален, как и все.
— Угу!..
Элнот спросил отца, пользуется ли тот «Эрридом».
Сенатор оскорбился:
— Я принимаю душ каждое утро и каждый вечер. Полагаю, это снимает нежелательные эманации.
— Тут сказано, что может появиться сыпь, тогда надо перестать.
— Не смазывай ям, если беспокоишься. Главное — вода и мыло.
— Угу!
— Вот в чем беда нашей страны, — сказал сенатор. — Эти деятели с Мэдисон-авеню приучили нас больше тревожиться о собственных подмышках, чем о России, Кубе и Китае вместе взятых.
И беседа, столь рискованная для этих двоих, принимающих все так близко к сердцу, свернула в узкое, безопасное русло. Теперь они могли не задумываясь соглашаться друг с другом.
— Знаешь, — сказал Элиот, — Килгор Траут написал когда-то целую книгу о стране, в которой все силы были брошены на борьбу с запахами. Для них это стало патриотическим долгом. Ни эпидемий, ни преступлений, ни войн у них не было, вот они и ополчились яа запахи.
— Если попадешь в суд, — сказал сенатор, — лучше не упоминай, что ты без ума от Траута. Из-за твоего увлечения этим детским лепетом тебя могут счесть недоразвитым.
Разговор снова покинул спокойное русло.
Элиот упорно продолжал пересказывать роман Траута «Эй ты, чуешь, чем пахнет?», и голос его звучал раздраженно.
— В той стране, — говорил он, — велись колоссальные исследования по борьбе с запахами. За счет частных пожертвований, которые собирали матери семейств, обходя дома по воскресеньям. Целью этих исследований было создать средство против каждого запаха. Но вдруг герой — кстати, диктатор этой страны — сделал потрясающее научное открытие, хотя сам вовсе ученым не был. И никаких исследований больше не понадобилось. Он решил проблему в корне.
— Да, да, — отозвался сенатор. Он терпеть пе мог историй Килгора Траута, и от восторгов сына его коробило. — Изобрел, наверно, такое средство, которое сразу уничтожило все запахи? — сказал он, чтобы скорей положить конец этим россказням.
— Нет, я же говорю, что герой был диктатор. Он уничтожил носы.
Элиот вышел из уборной в чем мать родила, весь заросший волосами, утираясь кухонным полотенцем. Полотенце было совсем новое, на нем даже болталась бирка с ценой. Сенатор окаменел — ему казалось, что непристойность и бесстыдство несметными полчищами атакуют его со всех сторон.