Да будет так!

Автобус доехал до Либерти за два с половиной часа, и я оказалась там около трех часов дня. Всю поездку я тихо просидела на своем месте, словно любое движение заставило бы мой страх воспламениться. Я представляла, как огромная рука внутри меня сжимает тревогу, словно пружину.

Диди, похоже, была не против того, что я молчала. Она была занята тем, что вязала длинный шарф для своего племянника, жившего в Олбани, где, по ее словам, зимой было так холодно, что мысли замерзали у тебя в голове, прежде чем ты успевал что-либо подумать.

Мы сделали всего одну остановку между Либерти и Нью-Йорком — в Монтичелло. Там я в последний раз пересела на другой автобус.

Мне хотелось есть, и я нашла киоск, в котором продавались горячие крендели и газировка, и заказала два кренделя и маленький стакан лимонада. Когда пришло время платить, я обнаружила, что боковой кармашек моего рюкзака пуст, а все мои деньги исчезли.

Я нашла телефон и еще раз позвонила Берни.

— Пожалуйста, — прошептала я, — пожалуйста, ответь.

Но связи по-прежнему не было.

Я снова запаниковала. Берни, мама и Джорджия покинули меня, а теперь и удача от меня отвернулась. Почему я не послушала Берни, когда она уговаривала меня подождать, пока я не стану старше?

Делать было нечего, и мне пришлось вернуться в автобус и надеяться, что что-то изменится к лучшему, когда я доеду до Либерти. Взяв себя в руки, я нашла себе новую «маму», Нэнси. У нее с собой была толстая книга с закладкой в середине, а на шее она носила цепочку с очками. Нэнси почти ничего не сказала мне, когда мы вместе зашли в автобус, но у нее с собой было домашнее печенье с шоколадной крошкой, которым она поделилась со мной, когда мы сели. Я съела всего одно, так как мой желудок опасно сжимался. Что, если я приеду в Либерти и не смогу дозвониться до Берни? Похоже было, что удача ускользнула от меня, когда она была мне нужнее всего. Я подумала о том, чтобы попросить денег у Нэнси, но не смогла на это решиться. Я хотела к Берни. Я хотела снова быть собой. Счастливой, веселой и у себя дома.

Двадцать минут спустя водитель объявил:

— Либерти! Остановка «Либерти»!

С дрожащими руками и гулко стучащим сердцем я вышла из автобуса. Когда я вытащила свой чемоданчик из багажного отделения и поставила его на тротуар, начался дождь. Водитель подтянул брюки и, не глядя на меня, залез обратно в автобус. Двери захлопнулись, автобус отъехал от остановки и исчез за углом.

Вместо остановки здесь из потрескавшегося прямоугольника в тротуаре торчал железный столбик с табличкой. Укрыться от дождя было негде. Остальные пассажиры вскоре разошлись вместе с улыбающимися людьми, встречавшими их на остановке. Я стояла на главной улице Либерти, штат Нью-Йорк, и ветер продувал меня насквозь, словно я вовсе не существовала. С фонарных столбов свисали выцветшие американские флаги и обрывки старых рождественских гирлянд.

Неподалеку к стене магазина с заколоченными окнами был прибит замызганный телефон-автомат. Я позвонила Бернадетт, ни на что особенно не надеясь, но больше мне делать было нечего.

— Оплаченный звонок от Хайди, — тихо сказала я.

И на этот раз нас соединили.

— Хайди! Ох, слава богу, Хайди! — Бернадетт расплакалась. — Где ты? У тебя все хорошо? Я до смерти перепугалась. — Она снова всхлипнула. — Ох, Хайди, Хайди…

Я знала, что должна сказать ей, что у меня все в порядке и что я в Либерти в целости и сохранности, но, когда я услышала ее голос, силы изменили мне. Узел в животе, сплетавшийся там с момента, когда связь с Берни пропала в Шайенне, и затянувшийся до отказа, когда я обнаружила, что у меня украли деньги, наконец ослаб, и все, что я сдерживала до сих пор, поднялось на поверхность.

Я стояла, сжимая ногами свой чемодан, и рыдала в трубку. Я совсем расклеилась и не могла вымолвить ни слова, только всхлипывала, а Бернадетт на другом конце тоже плакала и в то же время пыталась утешить меня.

— Ч-ш-ш, тише, тише, милая…

Я вцепилась в трубку, безутешно плача.

— Хайди, — сказала Берни, когда мы обе наконец немного успокоились. — Тебя кто-то обидел? С тобой что-то не так, Хайди?

— Нет, Берни, меня никто не обидел, но…

У меня снова брызнули слезы.

— Скажи мне, что случилось, Хайди, — упрашивала Бернадетт. — Скажи, что такое.

Я шмыгнула носом и откашлялась:

— Ничего не случилось, Берни, я здесь.

В Либерти. Но все не так, как я думала. Все по-другому.

— Что значит «по-другому»?

— Как будто что-то заканчивается, вместо того чтобы начинаться, — сказала я.

— Как это? — спросила она.

— Когда я ехала в автобусе, то понимала, что я в пути. Но теперь я приехала, и я как будто нигде. Никто даже не знает, что я здесь.

— Неправда, Хайди. Я знаю, что ты там, — убежденно сказала Берни. — Слава богу, я снова знаю, где ты. Я как раз смотрю на место на карте, где ты сейчас стоишь. Ли-бер-ти. Я, считай, тебя почти вижу. Вот я машу тебе рукой. Видишь меня? На мне розовый халат, у меня беспокойный вид, и я не спала две ночи подряд.

Я невольно рассмеялась. Так хорошо было снова слышать ее голос.