Да будет так!

Чем больше повторяешь ложь, тем сложнее заметить, что ты лжешь.

Лжецов обычно что-то выдает.

После Шайенна я пыталась дозвониться до Берни на каждой остановке, но связи по-прежнему не было. Я волновалась, но была уверена, что Берни волнуется обо мне еще больше. Ведь я-то знала, что она сейчас дома в Рино вместе с мамой, а Берни впервые в жизни не знала, где я. Она столько раз говорила мне — не привлекай внимания, но теперь я была совсем одна, и ее внимание мне пришлось бы очень кстати.

Я показала Джорджии фотографии Хиллтоп-Хоума и рассказала обо всем, что надеялась там найти. Она ни разу не дала понять, что считает мое желание узнать правду странным.

— Я на твоем месте поступила бы так же, — сказала она. — Тоже захотела бы все узнать, не смогла бы иначе.

Ж.У.

— Я всегда была такой, — продолжила она. — Ты же заметила, сколько я задаю вопросов? Мой папа говорит, что я из тех, кто не успокоится, пока все не разузнает.

До того как я оставила Рино, мне казалось, что мир полон людей, которые точно знают, кто они, куда направляются и почему делают то, что делают. Я видела их повсюду — когда шла по улице, ждала у пешеходного перехода или отправляла письма. Все эти люди знали, кто они. Джорджия была одной из них. Она знала о себе все. Но разница была в том, что, хотя я завидовала другим и даже немного ненавидела их за то, что они знают, я была рада за Джорджию.

На каждой остановке мы сходили с автобуса вместе. Через некоторое время все станции будто слились в одну. Каждый раз я пыталась дозвониться до Берни, и каждый раз Джорджия заверяла меня, что связь скоро наладится.

— Только подумай, как она будет рада услышать твой голос, когда ты наконец дозвонишься до нее, — говорила она.

Конечно, я рассказала Джорджии о своем везении, как и обо всем остальном, но нам никак не попадались игровые автоматы, чтобы я могла ей это продемонстрировать. Не то чтобы она мне не верила, — она говорила, что верит, — но я все равно хотела, чтобы она увидела это своими глазами. Наконец я придумала, что делать, на остановке в Де-Мойне.

— Стой здесь и ничего не говори, — сказала я. — Просто смотри.

С минуту я оглядывала станцию, пока наконец не увидела то, что хотела, на скамейке рядом с туалетом. Затем я направилась к газетному киоску.

— Два лотерейных билета, пожалуйста. — Я протянула в окошко деньги.

— Не слишком ли ты маленькая для таких игр, пигалица? — сказал продавец. — Я не могу продать тебе билеты.

— Но это не для меня! Меня мама попросила их купить. Она говорит, что я удачливее. Вон она, сидит на скамейке, видите? — Я показала на сидящую на дальней скамейке рядом с туалетом женщину, сосредоточенно ищущую что-то у себя в сумке. — Если я хочу купить билеты для взрослого, это же ничего, правильно? Я не одна, а с мамой — она вон там, ищет свои очки. Она их вечно теряет, — продолжала тараторить я. — Я ей говорю — пусть повесит их на цепочку на шее, но она про это забывает. Мама! Эй, мам! — крикнула я в ее сторону.

Женщина продолжала шарить в сумке и не обратила на меня внимания.

— Она плохо слышит, когда у нее нет очков, — объяснила я (Берни как-то сказала это о своем отце). — Правда, странно?

— Хмм. М-да, — буркнул продавец, бросив еще один взгляд на женщину на скамейке, и вручил мне два билета.

Я заплатила и ногтем соскребла серебристый защитный слой с цифр на билетах. Я выиграла семь долларов по одному из них и три по второму. Продавец, казалось, был удивлен.

— Смотри, мам! — воскликнула я, размахивая десятью долларами, которые мне дал продавец. — Мы выиграли!

Джорджия была восхищена. На выигранные деньги я купила нам гамбургеры, жареную картошку и два молочных коктейля. Я знала, что Берни считает это вредной едой, но что-то подсказывало мне, что она меня простит. В первый раз с тех пор, как я покинула Рино, у меня в животе не было пусто.

— Как ты думаешь, из меня получится хороший психолог? — спросила Джорджия, когда наш автобус покинул Де-Мойн и снова вырулил на шоссе. — Фрэнк говорит, что я просто комок нервов.

Я представила себе клубок, из которого свисали длинные худые ноги Джорджии, болтаясь взад-вперед на ветру.

— А кто такой Фрэнк? — спросила я.

— Фрэнк Грегори. Так, один мальчик, который мне нравится.

Я снова почувствовала укол ревности.

— Фрэнк ошибается. Из тебя получится отличный психолог, — заверила я ее.

Мы еще немного поболтали, и Джорджия задремала.

Я снова достала свой блокнот и открыла его на чистой странице, чтобы начать новый список.