– Ма! Хватит впутывать и впихивать меня во все конфликты, разборки, и драки, которые происходят в нашем двадцатимиллионном городишке. Мне, конечно, неприятно тебя разочаровывать, но я у тебя – вовсе не Бэтмен, или, там, Супермен, защищающий граждан города от всякой швали! Поэтому если там кого-то и побили – я тут абсолютно не при чём. Я у тебя очень мирный и незлобливый мальчик. И был в музее, если хочешь знать.
– Да-а?! Ты – в
– В музее Федора Шаляпина. Мне это нужно было как доп. занятия по культуре. Да вот: если не веришь – как раз проспект. – даю ей флайер-фигнюшечку, которую на такой случай озаботился спрятать в боковой карман чёрных треников, в которых всегда хожу по городу, когда не нужно в школу. Фигнюшечкой этой я озаботился разжиться ещё во вторник, когда проходил случайно мимо означенного общественного заведения, выяснив заодно часы его работы и выходной: понедельник! Подумал тогда, что не помешает. И точно: не помешало.
Но мать так просто не проведёшь:
– И это он у тебя в кармане так сильно протёрся и помялся за эти три часа?
– Ну… – чешу репу, – А почему – нет? Я же не в папке его носил. Подумаешь, чуть помял: буквы и фотки – видно же. Заинтересует – сходи и сама. Как нибудь.
Мать, конечно, не поверила, но в лицо мне высказывать свои обвинения и подозрения не хочет. Вместо издёвок и «фи» спрашивает:
– Так что: мне
Вот тут она меня подловила, конечно. Василий Петрович – наш участковый. Мужик, в принципе, хороший, но уж больно «правильный» и дотошный. И если ему сверху пришлют, и правда, разнарядку проверить алиби всех неблагонадёжных малолетних подопечных на его участке – припрётся ведь. А видеокамеры в музее наверняка есть. И там моя морда сегодня не фиксировалась. Значит – нету алиби… Поэтому говорю:
– Нет. Ему ты лучше скажи, что я всё утро резался в компьютерные игры.
– Ладно, поняла. – вижу, просияла, довольная своими шерлокхолмовскими способностями, и резко меняет тему разговора, – Я обед варить только поставила. Будет через часа два. Потерпишь?
– Понятное дело. Ладно, если ты на кухне, я – к ящику.
– Нет. К ящику – я. Потому что борщ варится прекрасно и сам.
– Ладно, тогда я – в натуре – за комп. Позовёшь, когда будет готово?
– Позову.
Чувствую, что удаляется она на кухню, откуда слышу звук от громыхания ложкой по металлическому борту, то есть – помешивания в кастрюляке какого-то густого варева, мысленно посмеиваясь. И вижу я внутренним взором, вот всеми фибрами своего сверхобострившегося инстинктивного восприятия объективной действительности, что довольна она. С одной стороны тем, что не попался я опять в лапы к какому-нибудь антитеррористическому подразделению, или просто – полиции. А с другой – гордится, что её сынуля, пусть и в компании таких же упёртых юных радикалов, от души навалял «понаехавшим» и «совсем распоясавшимся» узкоглазым.
Вот и славно. Что у нас в семье столь гармоничное взаимопонимание, и покой.
Иду к компу, снова включаю. Время ближе к двенадцати. Значит, даст Бог, обедать сядем часа в три. (Знаю я, что означает материн прогноз «два часа»!) Слышу, как мать снова скрипит пружинами потрёпанного дивана, на котором и спит, и проводит, когда не ходит по гипермаркетам, б
У официальных представителей так называемой «медицины» даже то, сколько нужно в день пить воды – два литра, или три, или уж четыре – вызывает массу разногласий, и повторяется, и повторяется… Чуть не каждый месяц. А уж про то, какие витамины, или овощи, или каши нужно для здоровья есть – так и говорить стыдно: дурят нашего брата, ох, дурят! Про соль, сахар, обезжиренные йогурты, и разные там ГМО уж и упоминать смысла нет. Вот поэтому в том числе я и не верю, что медицина – наука. Нет. Она, скорее, средство выколачивания денег из лохов и лохнесс, для поддержания доходов фармацевтических компаний, явно спонсирующих этих самых «профессоров-советчиков».
Ладно, нам с матерью пока «поправление» здоровья – не актуально. (Тьфу-тьфу!) Что не мешает ей тратить на просмотр всей этой бодяги пару часов каждое воскресенье. Да и наздоровье.