Дионисофан всех оставлял у себя, приглашая свидетелей этого события принять также участие и в празднике. Было заготовлено много вина, много хлеба, болотных птиц, молочных поросяток, медовых печений. Местным богам были принесены обильные жертвы. Тут Дафнис, собрав всё своё пастушье достояние, посвятил его богам. Дионису он посвятил сумку и козью шкуру, Пану - свирель и флейту, нимфам же - свой посох и подойники: он их сделал своими руками. Всё своё, привычное, насколько оно - милее неведомого ещё богатства! И вот, расставаясь с каждой из своих вещей, Дафнис плакал. Он посвятил свои подойники не раньше, чем в последний раз подоил, и свою козью шкуру в последний раз надел на себя, и на своей свирели, перед тем как посвятить её, сыграл песню. Все эти вещи он перецеловал, попрощался со своими козами и каждого козла по имени назвал. И он попил из того ручья, из которого пил с Хлоей. В своей же любви он признаться ещё не решался, выжидая удобного случая.
Хлоя сидела одна, плакала, пася овец, и говорила: "Дафнис меня забыл! Он мечтает о богатых невестах. Зачем я велела ему вместо нимф клясться козами? Он покинул их так же, как покинул и Хлою. Даже когда он приносил жертву Пану и нимфам, он не пожелал увидеть Хлою. Наверно, он нашёл у матери лучших прислужниц, чем - я. Пусть будет он счастлив! А мне больше не жить".
А в это время пастух Лампис, пасший коров, явился сюда с кучкой поселян и похитил её, думая, что Дафнис на ней теперь уже не женится и что Дриас будет к нему, Лампису, благосклонен. Она шла следом за ним с криком. Кто-то из тех, кто это видел, дал знать Напе, а та Дриасу. Дриас же - Дафнису. Он чуть с ума не сошёл: и сказать отцу не осмеливаясь и сил не имея вынести горя, он ушёл в сад, стонал и так говорил: "Горе мне, что узнали меня! Насколько же лучше было мне пастухом оставаться! Насколько я был счастливее, пока был рабом! Тогда я смотрел на Хлою. Теперь же Лампис похитил её и уводит с собой. А наступит ночь, и он ляжет с ней. Я же пью, наслаждаюсь. И напрасно я Паном, и козами, и нимфами клялся".
Эти речи услышал Гнатон, скрывавшийся в парке. Решив, что сейчас ему представляется случай помириться с Дафнисом, он взял с собой нескольких молодых слуг Астила, кинулся следом за Дриасом и, велев ему указывать путь к жилищу Ламписа, бросился в погоню. Он захватил его, когда он вводил Хлою в свой дом. Он вырвал у него девушку из рук, а бывших с ним поселян избил. Он хотел связать Ламписа и увести его с собой, но тот убежал. Дионисофана он застал уже спящим, а Дафнис, глаз не сомкнув, плакал в саду. Он привёл к нему Хлою, отдал ему, и рассказал всё, как было. Попросил не помнить зла, а его, Гнатона, взять к себе рабом, не лишать своего стола, без которого он умрёт с голоду.
Увидев Хлою и держа её в объятьях, Дафнис примирился с ним, ведь столь большую услугу он оказал ему, а её умолял простить за невнимание.
Посоветовавшись между собой, они решили свои мысли о свадьбе пока скрыть, спрятать Хлою где-нибудь здесь и признаться в своей любви только матери. Но с этим был не согласен Дриас. Он требовал, чтобы обо всём сказали отцу, и обещал, что сумеет его убедить дать согласие на свадьбу. Когда день наступил, он, неся в сумке знаки Хлои, пришёл к Дионисофану и Клеаристе, сидевшим в саду. Тут же был и Астил и Дафнис. Когда водворилось молчание, он сказал: "Такая же нужда, как и у Ламона, заставляет меня говорить о том, что до сих пор я скрывал. Эту Хлою родил не я, и не я вскормил. Её родили - другие, а овца её, лежавшую в пещере нимф, вскормила. Я, увидев это, изумился, а изумившись, воспитал. Свидетелем мне и её красота, - ведь она на нас - не похожа. Свидетели - и знаки, слишком дорогие для пастухов. Взгляните на них и найдите родных для этой девушки. Может, и она окажется достойной Дафниса".
И Дионисофан, услышав эти слова, без внимания не оставил. Но, взглянув на Дафниса, видя, как он побледнел и тайком утирал слёзы, догадался о его любви. И, конечно, больше заботясь о своём сыне, чем о чужой ему девушке, стал проверять слова Дриаса. Когда же он увидел и знаки - Дриас их с собой принёс, - золочёные туфельки, браслеты, головную повязку, то, позвав к себе Хлою, велел ей не падать духом, сказав, что муж у неё уже есть, а скоро она найдёт и отца с матерью. И Клеариста, приняв её, стала украшать её, будто жену сына, а Дионисофан, оставив с собой Дафниса с глазу на глаз, спросил его, осталась ли Хлоя девушкой? И когда Дафнис заверил его, что, кроме поцелуев и клятв верности, ничего между ними не было, Дионисофан посмеялся над их клятвами и велел им возлечь за столом.