Дай! Дай! Дай!

– Не губите! – прошептал он. – Молодой человек, не губите. Бес попутал! Никогда за все годы безупречной службы ни одного нарекания. Бес попутал!

– Хорошо, – кивнул следователь. – Я согласен признать все эти бумаги нелепой ошибкой дуры секретарши, которая все перепутала и напутала, или вовсе забыть про них, но… Но вы в качестве платы за мою забывчивость рассказываете все, что вам известно про Цыплакова и того человека, который купил его паспорт.

Произнося это, следователь выглядел таким грозным, что даже Ритка слегка затрепетала. А еще у нее в душе поселилось нечто вроде уважения к своему новому знакомому. Молодец какой! Перед поездкой тщательно подготовился, все продумал, архивные бумаги какие-то разыскал. И прищучил ведь этого Петра Потапыча! А каким гоголем сначала тот смотрел на приехавших к нему чужаков. Был уверен, что все у него шито и крыто. А не получилось! Андрей хоть и молодой, а верх над ним взял!

– Так что? – поспешил дожать старика следователь. – Будете рассказывать? Или?

Нет, никакого «или» Петр Потапович не хотел. Люди такого сорта с легкостью закладывают всех вокруг, если уверены, что им за это ничего не будет.

– Только вы должны мне гарантировать, что никакого служебного расследования после моего рассказа не последует.

– Что вы! Какое расследование?

– Ну ладно, – пожевал губами Петр Потапыч. – В конце концов, я давно на пенсии. И разговаривать с вами буду из чистой любезности.

Ага! Из любезности! Как же! Да ты чуть не обкакался, дорогой товарищ бывший начальник паспортного стола. Видать, много за тобой грешков. И продажа чужого паспорта еще далеко не самый страшный из них.

Но старик уже начал свой рассказ. И Ритке было некогда язвить, нужно было слушать и не хлопать ушами.

– Начать, пожалуй, нужно с того, что Паршавин этот в наш поселок бомжом явился.

– Как бомжом?

– Обыкновенным бомжом. То есть лицом без определенного места жительства. Без дома, без прописки, без регистрации.

– Что же, у него и паспорта не было?

– Паспорт был. А вот прописки не было.

– И как же такое могло случиться?

– Да по-разному люди в те времена прописки лишались. Но самым распространенным, конечно, было выписать человека, пока он на нарах сидел. Очень многие бывшие зеки через это дело стали бомжами. Добрые родственнички, которые только и мечтали, как бы им избавиться от неспокойного соседа, быстро перебирались на новую квартиру. Старую, где когда-то был зарегистрирован зек, меняли. И когда человек выходил из тюрьмы на свободу, оказывалось, что в его квартире давно живут другие люди. И он к своим метрам больше никакого отношения не имеет.

– И куда девались такие бедолаги?

– А это уж как повезет. Если кто молодой и до женского полу интерес имел, те женились. И на жилплощадь законной супруги прописывались. А если нет, то родню свою искать могли. И уже на их новую жилплощадь могли через суд прописаться. Только обычно родня старалась основательно за собой все следы запутать, чтобы и не найти их потом зеку было. Вот и оставались такие люди бездомными и нигде не зарегистрированными.

– И Паршавин был из таких?

– Да у нас в поселке половина таких была. Работа на торфяниках тяжелая. Поэтому администрация старалась заинтересовать рабочих. Служебную площадь давали, прописку и прочие социальные льготы. Нет, при желании устроиться было можно неплохо и у нас. Только пил народ сильно. Через это многие беды и случались.

– А Паршавин тоже пил?

– Он? Он – нет. Пьяным, во всяком случае, я его никогда не видел. Но человек он был с гнильцой. И непонятный какой-то. Про других я сразу мог всю их жизнь от рождения и до самой смерти рассказать. А про этого – нет. Непонятный он был какой-то, мутный.

– А вы знали, что он был игроком?

– Это да. Доходили до меня такие слухи. Но сам я с ним за одним столом не сидел. И до карт не большой охотник. Поэтому меня как-то это и не волновало.

– А про его жену что вы могли сказать? Про Матрену?

– Вот про нее как раз мне все понятно было. Можно сказать, на моих глазах девчонка выросла. Ничего особенного она из себя не представляла. По молодости еще ничего собой была, но быстро к бутылке пристрастилась. И когда своего второго ребенка рожала, уже законченной синюхой была.

– Но Паршавин свою жену любил?

– Да кто же его знает? Может быть, и любил когда-то. Драк у них, во всяком случае, промеж себя не случалось. А у нас в поселке редкая семья могла этим похвастаться. Матрене до всего по фигу было, когда пьяная. А когда трезвая… Ну, под конец у нее таких минут случалось все меньше и меньше.

– Но она ведь встречалась и с другими мужчинами?

– Свечку я не держал, но слухи такие про нее ходили.

– А муж что же? Молчал?

– Говорю же, драк между супругами не случалось.

– Так и как же все-таки получилось, что Паршавин у вас чужой паспорт выкупил?

– Как получилось? Да так и получилось. Да и не про паспорт речь. Если паспорт Цыплакова у Паршавина очутился, то это он без меня сработал. На мне вина лишь в том, что я Цыплакова этого заранее с его метров выписал. До смерти еще.

– И зачем?