Дай сердцу волю…

Виолки часто вступали в поединки между собой. И хотя такие «бои чести» не поощрялись, но и не сильно осуждались общественностью и двором. Но законом строго запрещалось убивать друг друга. Максимум, до чего могли сражаться дуэлянты – до первой крови. Приветствовалось мастерство. Высшей честью было заставить противника сдаться, признать своё поражение, а не покалечить или убить. Это прерогатива плебса – пускать друг другу юшку. Кровь высокородных виолок слишком драгоценна и священна, чтобы проливать её попусту.

Потому поступок Элиот вызвал такое негодование в обществе. Мало того, погибшая была её кровной родственницей, что только усугубило вину.

Высокий Королевский суд был скор и предсказуем: изгнание. И, как особое унизительное наказание, – по требованию родственников погибшей – рабский ошейник. Элиот заковали и продали первому встречному торговцу.

Леди Ингвара, не вынеся последнего жизненного унижения, разочарования и стыда, покончила с собой, вскрыв вены. Об этом с особым злорадством сообщила Элиот сестра погибшей, перед тем, как осуждённую отвели в порт.

Вот такую невесёлую историю своей короткой жизни поведала Элиот господину, укрывшись в его объятиях, словно заблудившийся в пустыне путник, прильнувший к прохладной сени оазиса.

Лезвие жизни

Лорд Лаирский никогда не принимал гостей и сам не ходил в гости. Ни с кем не дружил, и, кроме старого дворецкого по имени Аэтий, ни с кем не имел приятельских отношений.

Но и затворником не был. Иногда он исчезал на несколько дней или более долгий срок. Как позже выяснила Элиот, лорд отправлялся в морские путешествия на собственной яхте.

Через какое-то время отношения виолки и господина стали настолько близки, что он открыл своё имя – Рейнальд – и стал брать на прогулки. Ослеплённая любовью, девушка считала, что мужчина испытывает к ней те же чувства. Любое проявление внимания воспринимала как знаки особой привязанности. Искренне верила, что Рейнальд любит только её и ни с кем не делит ложе. На требовательный вопрос «А как Самарна?» лорд уверял, что позволил наложнице остаться в женской части дворца чисто из сострадания, так как не может выбросить женщину, отдавшую ему двадцать лет жизни, на улицу. Но строго запретил заходить в его покои. И Элиот верила. С чего лорду врать? Он ведь любит её! Да и как сравниться перезрелой тётке, пусть и сохранившей былую красоту, с юным, сильным, гибким телом виолки, способным изогнуться таким немыслимым образом, какой и не снился самой опытной наложнице.

Юная и неискушённая в любовных интригах, девушка даже не подозревала, как может быть мстительна отвергнутая женщина. Или соперница.

Однажды вечером, когда последние лучи закатного солнца окрашивали небосвод в сапфир и топаз, а во внутренних покоях сгущались вечерние сумерки… В тот час, когда слуги ещё не зажгли светильники и фонари, и ночные таинственные тени выползали из углов и заполняли переходы… Элиот спешила на очередное свидание с возлюбленным. Прислуга разошлась по своим каморкам, закончив вечернюю уборку. Только торопливые шаги виолки нарушали гулкую тишину пустых коридоров и галерей.

Девушка проходила этим маршрутом уже сто раз и знала его назубок. Могла пройти даже с завязанными глазами. Внутренние покои дворца были самым неприступным и безопасным местом, потому здесь не держали ни стражу, ни охрану.

По этой причине нападение стало столь неожиданным и легко осуществимым.

Внезапный удар по голове дезориентировал Элиот. Перед глазами всё поплыло. А затем она почувствовала острую боль в спине, боку, животе. Превозмогая слабость и головокружение, виолка обернулась и увидела расширенные глаза Самарны, в которых горел звериный огонь ненависти. В отблеске вечернего зарева, почти у самого лица, тускло сверкнул клинок, запятнанный кровью.

– Сдохни, сука! – прошипела по-змеиному Самарна, целясь в глаза.

Левой рукой виолка схватила кисть наложницы, удерживая оружие, а правой нанесла резкий удар в горло. Самарна захрипела и закашлялась, задыхаясь. Рука с ножом ослабла. Элиот перехватила её двумя руками, вывернула и резко надавила. Клинок вошёл в ямочку между ключицами и погрузился по самый упор. В глазах женщины ненависть сменилась болью и ужасом. Тело наложницы обмякло и кулем свалилось к ногам виолки.

Элиот отступила и огляделась. В коридоре царили все те же пустота и вечерняя тишина. Только тяжёлое свистящее дыхание нарушало их. Девушка чувствовала, что теряет силы. Голова кружилась, в глазах темнело от потери крови, струившейся из глубоких ран. Не хватало воздуха – по-видимому, было пробито лёгкое, которое быстро заполнялось кровью.

– Рейнальд… – прошептала девушка, теряя сознание. – Рейнальд…

Вдали послышались (или ей почудилось?) торопливые шаги.