Она закинула ногу ему на плечо. И в какой-то момент, как и всякая змея, ужалила, отпнув любовника ногой. Да так, что он кубарем скатился с постамента и растянулся на полу.
Однако ворон вовсе не расстроился, лишь хрипло хохотнул. Видимо, такие игры здесь приветствовались. Амадей, пантерой, прыгнув с места, оседлала его. Стала двигаться сначала медленно, потом все больше ускоряясь.
Вард прикрыл глаза от удовольствия. Дыхание у него участилось.
— Ты обзавелся женой, мальчик? — требовательно спросила она, прекращая движения.
— Да, моя госпожа, — криво усмехнулся Вард, открыв глаза и глядя на богиню черными равнодушными глазами.
— Что же ты в свою первую брачную ночь не с ней, а со мной? — насмешливо поинтересовалась богиня.
— Потому что ты позвала меня, моя госпожа, — без каких бы то ни было эмоций ответил Вард и сжал грудь богини.
Она, запрокинула голову, черные волосы заструились роскошной волной, из груди вырвался стон.
— Да, потому что ты принадлежишь мне, а не ей, — властно сказала Амадей и вновь стала набирать скорость, подпрыгивая на Варде.
Амадей кончила, её тело содрогнулось от удовольствия, и она уже на застонала, а закричала страстно.
Вард подмял ее под себя и теперь уже он брал богиню, а не наоборот. Она чувственно извивалась под ним, царапая ему спину. Очень скоро кончил и он, пролившись в богиню.
Вард сполз с нее.
— Я никому не могу принадлежать, моя госпожа, потому что меня нет, я лишь тень, — тихо сказал он.
— Верно, — подтвердила Амадей. — Помни об этом! Твоя нареченная не наша, она светлая. Аве в ярости, требует её вернуть.
— Я это исправлю. Она поддастся тьме.
На губах Амадей заиграла коварная улыбка.
— Хорошо, я помогу тебе, мальчик, приручить эту крошку. Она хорошенькая, всегда питала слабость к рыжухам. Ты знаешь, я люблю укрощать.
— Знаю, — бесстрастно откликнулся Вард. — Я знаю это, как никто…
— Когда ты приведешь её ко мне? — нетерпеливо спросила богиня.
— Она пока не готова, моя госпожа. Нужно время.
— Жалеешь её? — глаза богини ревниво сверкнули.
— Мне это чувство не знакомо, моя госпожа, — спокойно ответил Вард,
— Не тяни, — вставая и шествуя к трону, приказала Амадей. — Нам будет хорошо втроем!
— Как пожелаете, моя госпожа, — тоже поднимаясь, покорно ответил Вард.
— Кстати, они почти нашли Леона, ты специально оставил им шанс спастись?
Картинка размылась. Вновь замелькали коридоры. Я будто сверху увидел нас спящими и дежурившего Томаша, испуганно озирающегося по сторонам.
Потом меня понесло еще дальше. Поворот направо, потом налево и еще раз направо. И я увидел камеру.
В камере стояли светильники. К стене за руки и за ноги был прикован цепями старик. Он был очень худой, все тело его покрывали шрамы, ногти, как и зубы, были выдраны под корень. Старика, видимо, пытали здесь долгие годы. Голова его безвольно висела. Седые волосы и борода спускались до самого пола. Было не ясно, жив ли он или уже давно мертв.
Потом меня опять понесло дальше: поворот направо, налево, снова налево и показался просвет прохода наружу.
— Эрик, ну вставай же! — настойчиво тряс меня за плечо Фил. — Пора выдвигаться!
— И я даже знаю куда, — хрипловато со сна, ответил я.
После сна, пусть и такого кошмарного, чувствовал я себя все равно, значительно бодрее.
Я учел ошибки прошлого и теперь своим снам доверял куда больше, тем более вещие сны очень отличались от обычных.
Вскоре, следуя по тому маршруту, который я запомнил из сна, мы действительно пришли к той самой камере с несчастным стариком.
От этого мне стало не по себе. Я всё-таки до последнего надеялся, что сон просто плод моего уставшего сознания. Значит, разговор Амадей с Вардом тоже правда. Кира в большой беде, эти твари втянут её в свои извращения. Проклятый ворон не просто стремиться обладать её телом, он стремиться поработить её душу, потушить её свет, обратить её в подобное ему…
Сердце сжалось, я усилием воли подавил в себе щемящий приступ вины и жалости к Кире. Не время было расклеиваться.
Мы довольно быстро нашли камеру, что видел я во сне. В ней стояла жуткая вонь давно не мытого тела. Но старик оказался жив. Причем было не ясно, как жизнь в этом изможденном теле, от которого остались кожа да кости, могла еще теплиться. Мы, по возможности стараясь действовать осторожно, сняли его с цепей. От кандалов запястья и щиколотки у старика были стерты до кости.
Старик, пришёл в сознание. Покачиваясь, он неуверенно стоял на каменном полу и смотрел на нас безумными желтыми глазами. Язык у него оказался отрезанным. Пытаясь что-то сказать нам, он лишь жалобно мычал.
Зрелище это было не для слабонервных. Стелла, всхлипнув, уткнулась носом Томашу в грудь.
— Потом, старик, — поморщившись, попросил я.– Не кипишуй сейчас!
Старик, посмотрел на девушку своими странными янтарными глазами и, видимо, сообразив, что пугает ее, притих.