кинет, что купальника — как не бывало. И бежит в волнах на берег она в чем мать родила, прикрываясь и
повизгивая от мнимого стыда. Ни дать ни взять прекрасная наяда.
— Во-во, — вставился Рачибо. — А вин ее сзаду подталкует волной. Безцеремонно пхнэ в упругую круглу
попку, прости грешного…
— Ну это ты, дед, уже про стриптиз сказывать пошел, — зашевелилась Лариска, — Вот тоже, старый
проказник! Лишь бы только сам показа не устроил.
— Я то шо? Так, где что чув — под себя переложив. Вот ваш Константиныч — он такое сочиняет! Песни. И как
поет — аж слезу вышибает. Про цих… водолазов,.. — он указал своей рукой-клешней в сторону Гоши.
— Да ну тебя, старый! Так, песня, не песня. Зарисовочка под гитару. Из жизни дайверов, — заулыбался Гоша.
— Нет, просим, просим! — все, и гости, и рыбаки, наперебой принялись уговаривать его.
И Данка с надеждой глядела на него во все свои ясные глаза:
— Гошик, Трепа, ну пожалуйста! Ну спойте!
— Дайвинг-блюз. Давай! — запросили дайверы с лагеря.
— Ладно. Все равно уговорите. Давайте гитару.
Шустрый морячок быстро принес из служебки рыбачьей бригады гитару. Все затихли. А Гоша, быстро
отстроив инструмент, объявил:
— Дайвинг-блюз. - И заиграл на гитаре в блюзовом стиле. Его сильный, немного хриплый баритон разрывал
тишину мелодичным надрывом:
— Я и мой старый акваланг,
участник в глубине забав,
идем мы вместе на погруженье!
Забыв про мира суету,
я погружаюсь в глубину,
влечет меня пучины наважденье…
И царь морской, владыка вод,
он будто за душу берет…
Он пел вдохновенно- надрывно блюз, грустную песню о жажде жизни и роковых приключений, подыгрывая
себе на гитаре И при свете костра казался Данке тем смелым мореходом, которого, может быть, именно здесь
полюбила одинокая красавица Атлеш вопреки козням злых демонов.
И снова его голос зазвучал в ночи;
— И царь морской, владыка вод,
несет меня в водоворот,
уносит вниз, в свои владенья.
Он обещает в тишине,
в безмолвной синей глубине,
безумные русалок обольщенья.
Он царь морской, владыка вод,
он будто за душу берет.
И она любовалась им, не отрываясь, словно околдованная духами этих мест, накрепко завороженная этим
костром, плеском моря, шумом ветра и песнями под гитару.
Очарованья лунной ночи
С Атлеша они ехали поздно. Гоша чувствовал прилив непонятной радости. Радости быть, чувствовать,
общаться. Когда в себе наблюдал такое? В юности, что ли…