Дайвинг - Блюз

я заберу потом тебя отсюда. Скроемся где-нибудь на Ближнем востоке. В Египте. Или Эмиратах. Начнем новую

жизнь. Эх, заживем, веришь? — он фальшиво заулыбался. И, как клоун, закатил глазки, хапанув с зеркального

стекла белую дорожку кокаина.

— Скажи, Колюня, ради всего святого, что ты еще должен был ему сказать про меня? Как я в борделе на тебя

служила? Поздно. Я уже все рассказала ему. И он простил и понял меня. Что такого во мне есть, что заставит его

уступить тебе? Что еще ты можешь про меня ему наговорить? Осталось только одно…

— Что ты его доця, брошенная-несчастная? Брось, не бери в голову. Тебе в каждом мужике папаша видится.

Так бы и бросалась, сучка, на каждого встречного: «Здравствуй, папочка!», — гримасничал он. — А тут вообще

точной уверенности ни в чем нет.

— Что, я его дочь? — с ужасом переспросила она, теребя свое колечко на цепочке. — Но этого же не может

быть! Ты же знаешь, что это не так. Ну скажи, что все придумал! Ведь соврал же? Скажи!

— Да не грузи ты меня! И так натворила делов! Перекаламутила! Идиотка! Сука! Засветить тебе за это!

Он схватил ее за цепочку, замахнулся, потянул к себе. Данка сжалась комочком, готовая принять очередную

боль и обиду. Но цепочка лопнула и осталась вместе с кольцом в его руке. Может быть, это остановило его тяжелую

руку на взлете. Обычно скорый на расправу, Колюня стушевался, нерешительно опустился на подушку дивана.

— Что ты наделал?! — взвилась Данка. — Все ломаешь, рвешь, уничтожаешь! Неужели ничего хорошего не

осталось у тебя внутри!

— Ладно, ты это… извини... И не причитай. Я уж и сам теперь не знаю. Тут такое завертелось!.. Ну ничего, на

этот раз я своего не упущу. Верняк, бабки мои будут. Наши. Ладно, дело сделаем — сама все узнаешь. Еще будешь

благодарить меня, когда мы накажем его. Когда узнаешь, кто он тебе на самом деле. А цепочку твою, с колечком, я

починю. А может, это кольцо мамуське твоей он подарил? А тебе что, так ничего и не подарил? Обидно! Ладно,

потом верну. Так спокойнее будет.

Замял колечко с цепочкой ладонью, машинально взвешивая, и быстро сунул в карман.

— Врешь ты, врешь! Хочешь еще больнее сделать! Мне все равно, кто он на самом деле. Я люблю его. А тебя я

ненавижу. И подавись ты этим кольцом. Сдохнешь с ним, — сквозь слезы в лицо ему проговорила она. — Господи,

как я тебя ненавижу…

Последний рубеж

То сентябрьское утро выдалось тихим и солнечным. Баловало напоследок бабье лето. Только вдали, на