когда засветилась реальным горизонтом реальная власть — нельзя допустить, чтобы какая-то мразь, моська,
шнырь из прошлого помешал всему этому!
— Надо же, Мирный объявился! — с ненавистью шептал Гниля. Ведь долго в дерьме бултыхался, лез наверх,
грыз, цеплялся, хватал удачу, расталкивая всех локтями. Думал, все предусмотрел, кого — продал, кого — зачистил!
Тут бы и вздохнуть свободно! Но нет! И то, что может подсечь, подорвать, «снифилить» все подвижки — у этого
гада Мирного. Снова Мирный! Злость, ненависть и страх сдавили мозги Эмира. Захлестнули вязкой, неумолимой
волной. Давление скакнуло, чуть не сорвав башню, больно ужалив в затылок. И потекли через брешь шальные
мысли!
— Ты верни мне все это дерьмо, слышишь? Выдави из него, вырви… Где-нибудь прячет в укромном месте, —
сказал он, прервав тяжелую задумчивость.
— Ну конечно, на глубине. Он недаром под дайвера продвинутого косит! — подбрасывал Колюня. — Имидж
конкретно сменил. Такой весь лапчатый. Песни поет, на гитаре бренчит, гнида! Я вижу его насквозь, знаю наверняка
почти, где он все ховает. На глубине! Чтобы целее были. И чтобы никто найти ничего не смог.
Тот встрепенулся устало, потирая виски, будто своими притирками мог убрать изнутри все накопившееся,
подлое и неправедное.
— И где ты его разрыл, на мою голову?
— Я чо… — оправдывался Колюня. — Больно похож мне тогда показался. И дайвинг, и отметины. Ну, и
проверил. Все сходится. Дак ты ж сам…
— Он шизанутый всегда был, — продолжал шеф, — Повернутый на всяких экстримах. Оно и к лучшему.
Поэтому ты разыграй все, как несчастный случай. Нам шум ни к чему. Все-таки гражданин другого государства.
Время уже другое. Похоронить надо это все. Утопить в море. И убери этих девок на хрен. Попозже, аккуратно. Много
знают. Отправь в арабский бордель, что ли? С концами.
— Все сделаю как надо, Хозяин. Все будут довольны!
— Ладно, ладно, молодца. Нюх имеешь. Ну, ты прямо метишь на должность… Помощник по тихим вопросам.
Или даже начальника охраны, не меньше. Из сутенеров в депутатскую охрану. Шутка ли? Вот где эскорт свой
развернешь!
— Сделаем!
* * *
Совсем рядом, за стенкой, в опустевшей приемной , с ужасом слушали подруги описание страшных картин
будущего.
— Господи, это я все погубила! — зарыдала снова Данка, прикрыв глаза ладонями, — Была ему приманкой!
Как подло и несправедливо! И снова на Тарханкут, и опять, как приманка. И ничего нельзя изменить.