Хотя королева Виктория, по слухам, была в ужасе от того, что административные реформы, о которых сообщал доклад Норт-кота – Тревельяна, создадут новую породу независимых и безликих бюрократов, на самом деле они породили новую правящую касту. Эта каста называла себя джентльменами и культивировала очень специфические представления о характере и окружении администратора. Клерки высшего разряда считались универсалами, способными к тщательному анализу и взвешенным суждениям, а их бескорыстное мышление и независимость считались неотъемлемой чертой настоящих джентльменов, непременно получивших гуманитарное образование в определенных частных школах и Оксбридже [MacDonagh 1977; Cohn 1984: 500–553; Joyce 2010:102–123][17]
. В 1914 году в этой элитной группе насчитывалось 450 человек, и 78 % из них были выпускниками Оксбриджа, причем 60 % обязательно читали классику. Поскольку образование в Оксбридже было недоступно для нонконформистов и женщин до 1870-х годов, клерками почти поголовно становились благородные характером мужчины англиканского вероисповедания. Личности такого джентльменского калибра, особенно если они были обеспечены хорошим жалованием и пенсиями, считались надежными хранителями государственных секретов. Пожалуй, только в конце XX века, когда профессиональные качества этой касты окончательно отделились от конкретного социального класса, государственная служба наконец стала «открытой». Даже к 1969 году, когда в высшем административном классе насчитывалось 1089 государственных служащих, только 5 % из них составляли женщины, 64 % учились в Оксбридже, а 96 % получили образование либо частное, либо в лучших грамматических школах.Ниже этой элитной касты джентльменов стояли так называемые специалисты – люди, обладавшие специфическими техническими знаниями, от которых зависели расширяющиеся функциональные возможности государства. Эти люди не являлись продуктами «фабрик характеров» частных школ и Оксбриджа; их компетенция заключалась в определенной совокупности научных или технических знаний – они были инженерами, геодезистами, статистами, актуариями, ветеринарами, химиками, медиками, метеорологами и т. д. Хотя они и не были порождением именно 1830-х годов, их число значительно выросло в последующие десятилетия, когда к ним присоединилось все большее количество инспекторов. Будучи мобильными «агентами» правительства, инспекторы разъехались по всей стране, чтобы регулировать условия в шахтах, на заводах, в тюрьмах, рабочих домах и школах. Кроме того, они изучали неудобства широкого спектра (позже названные «санитарными условиями»), их деятельность включала в себя контроль ночлежек и скотобоен, автомобильных дорог, проверки от дома к дому, а также определение качества пищи, воздуха и воды. Хотя их беспристрастный авторитет основывался на профессиональных знаниях, инспекторы были далеко не безликими бюрократами. Теоретически инспектор был техническим специалистом, чья задача состояла в том, чтобы регистрировать и измерять вещи, вооружившись множеством портативных инструментов и централизованно установленными научными стандартами. Однако, поскольку их работа требовала постоянного взаимодействия с общественностью, без личного искусства рассудительности и дипломатии было не обойтись. В отдаленных районах, таких как остров Скай, где в 1895 году один человек отвечал за все виды инспекций и прошел почти три тысячи миль, выполняя свои обязанности, было особенно трудно отделить бюрократический процесс от искусства личных отношений [Otter 2008; Crook 2007: 369–393].
Наконец, в тщательно выстроенной иерархии государственной службы появились клерки низших отделов, которым поручалась так называемая техническая работа по копированию и составлению документов, столь важная для прохождения информации через правительственные департаменты. К 1871 году число таких работников составляло две тысячи человек с единой оплатой 10 пенсов в час, а к 1875 году к ним добавилась новая категория клерков – «мальчики», которых обычно освобождали от этой должности в возрасте 20 лет. Растущая скорость и количество корреспонденции требовали настоящей армии переписчиков, не обладающих никакими знаниями или подготовкой, кроме хорошей и быстрой руки. Поскольку эта группа не имела щедрого жалованья, карьерного роста и социального престижа высших классов, предполагалось, что им не хватает джентльменской осмотрительности, необходимой для сохранения тайны государственной информации перед лицом все более хищной прессы. В 1911 году культура почетного сохранения секретности, которая занимала центральное место в этике реформированной государственной службы, была дополнена «Законом о государственной тайне», призванным гарантировать, что даже низкокастовые клерки не посмеют разглашать информацию [Vincent 1999].