Далекие чужие. Как Великобритания стала современной

«Лига против хлебных законов» предвосхитила национальную организацию политических партий, возникшую 20 лет спустя. Резкое расширение электората в 1867 и 1884 годах привело к появлению более чем четырех миллионов новых избирателей, за лояльность и поддержку которых политическим партиям теперь предстояло бороться. Для этого они создали центральные организации, способные мобилизовать местные объединения в избирательных округах. Сначала Центральный офис консерваторов (1870) и Центральная ассоциация либералов (1874), которым предшествовала Либеральная регистрационная ассоциация (1860), начали координировать, а затем и направлять партийную агитацию. Их влияние измерялось ростом новых кадров профессиональных партийных агентов и выпуском централизованной предвыборной литературы. Имея собственные профессиональные организации и журналы, характерные для каждой партии, агенты стали «посредниками» центральной партии на местах, ответственными за регистрацию избирателей и организацию растущих рядов партийных волонтеров. К началу XX века у партии тори было более 400 агентов, а у либералов – 321. Созданный в 1887 году отдел публикаций либералов выпустил 10 миллионов листовок к выборам 1892 года и 25 миллионов к следующим выборам всего три года спустя. К 1910 году, несмотря на то, что в тот год состоялись двое выборов, либералы распространили 40 миллионов из 46 миллионов листовок Центрального управления консерваторов, то есть в общей сложности 10,75 листовки на каждого из восьми миллионов избирателей. Плакаты также выпускались централизованно, причем только в 1910 году обе партии изготовили более пяти миллионов плакатов, хотя это не искоренило распространение более мелких и дешевых местных листовок [Lawrence 2009: 78–80; Thompson 2007; Rix 2001]. Усиление централизованной партийной дисциплины также проявилось в распределении партийных голосов с помощью «трех линий кнута» в парламенте, который постепенно терял своих некогда независимых членов [Beales 1967:1-19].

Сильные центральные органы власти должны были подчиняться, по крайней мере номинально, большинству членов, организованному через местные ассоциации, которые были представлены на ежегодной конференции. Консервативная партия пошла по этому пути, создав в 1867 году Национальный союз консервативных ассоциаций в качестве защитного щита для местных ассоциаций (44 из которых были сформированы к 1873 году). Созданная десятилетием позже Национальная либеральная федерация к 1880 году насчитывала всего 77 местных ассоциаций, но к концу века их было уже более 200 [Seldon, Snowdon 2004: 211][21]

. Обе партии проводили ежегодную конференцию для представителей местных ассоциаций, но их задача заключалась в том, чтобы активизировать сторонников, а не выслушать их – консерваторы даже отмечали отсутствие у них конституции. Если в первоначальном собрании либералов в Бирмингеме требовалась подписка в размере одного шиллинга (или 12 пенни) в год, то в других местах это не было критерием для членства, где достаточно только выдвижения или обещания поддержки. Оживленные местные ассоциации с активным «членством» стали особенно важны, когда «Закон о коррупции» 1883 года сделал партии зависимыми от предвыборной работы их собственных волонтеров. Возможно, лучше считать этих добровольцев, скорее, активистами партии, чем ее членами, поскольку даже в самых политизированных округах их общее число не превышало 10 % избирателей [Ostrogorski 1902]. Несмотря на централизацию, местные ассоциации сохраняли значительную автономию. Даже местные либеральные общества выбирали своих собственных кандидатов, а местные политические традиции были настолько хорошо защищены, что единые для всей страны партийные цвета были закреплены только после Первой мировой войны. Действительно, у национальных партий по-прежнему был специфический местный и региональный колорит, будь то консерватизм в Ланкашире, лейборизм в Попларе и Вест-Райдинге или либерализм в Западной стране[22].

Харизматическое лидерство также оставалось важной составляющей политической организации национальных партий. У Гладстон и Б. Дизраэли доминировали в своих партиях именно в тот момент, когда они создавали национальные организационные структуры. Выдающееся ораторское искусство Гладстона, почти библейское изображение зверств в Болгарии, использование железной дороги и телеграфа для охвата широкой национальной общественности – этому отводилось не меньше места в формировании организационного репертуара Либеральной партии, чем формальным структурам Национальной либеральной федерации [Vincent 1966; Joyce 1991; Biagini 1992]. То же самое можно сказать о Социал-демократической федерации Г. Хайндмана и пионерах Лейбористской партии К. Харди и Р. Макдональде [Lawrence 1998; Lawrence 2007]. И конечно, почти невозможно думать о женском избирательном движении и его радикальном крыле в Женском социально-политическом союзе 1903 года, не вспомнив о Панкхерстах, которые сделали лидерство коллективным семейным делом [Mayhall 2003].