Далекие королевства. Книги 1-14

Из нашего потайного местечка приближающаяся процессия была видна хорошо. Она состояла примерно из двадцати больших фургонов, но влекомых не животными, а людьми, закованными в цепи: мужчинами и женщинами, едва прикрывающими свою наготу грязными тряпками. По бокам шли здоровенные люди с кнутами, подстегивая каждого, кто спотыкался. Когда они приблизились к железным воротам, те пришли в движение, распахиваясь в обе стороны по смазанным маслом направляющим дугообразным полозьям. Мы вжались в короткую тень от колонны, когда совсем рядом засвистели кнуты и фургоны потащились мимо. Послышался трупный запах, и я с ужасом увидел, что в фургонах грудой навалены человеческие тела. Но среди них были и живые, они шевелились и стонали, о чем-то моля.

Когда мимо нас проезжал третий фургон, одна из тащивших его женщин, закованных в цепи, споткнулась и упала на колени. Ее лохмотья были бурыми и заскорузлыми от засохшей крови. Тряпки распахнулись, и я разглядел открытую рану на ее животе и лоснящиеся от влаги внутренности. Она подняла голову, и на мгновение наши взгляды встретились, но у нее в глазах было пусто, как у вьючного животного. Щелкнул хлыст, оставив кровоточащий рубец на ее щеке. Она не выказала ни боли, ни другого чувства, просто поднялась, вцепилась в цепь и продолжала тянуть фургон.

Когда прошел последний фургон, Янош сделал знак последовать за этой процессией. Мы прыгнули на подножку повозки и ухватились за пропитанный кровью борт. Ворота с грохотом закрылись, и мы оказались внутри. Я оглянулся назад и с удивлением отметил, что воротами никто не управляет. За несколько мгновений до того как фургон, дернувшись, начал поворачивать за угол, я разглядел странное отверстие возле одной из громадных петель ворот. Кусок металла там был выгнут, и я указал на это Яношу. Щель была достаточно широкой, чтобы выбраться наружу. Мы еще долго ехали по длинному коридору. Внутри фургона непрестанно стонал человек; затем послышался детский плач. Этот плач расшевелил мою злость, а злость прожгла дыру в черной магии Мортациуса. Это была крошечная дыра, в лучшем случае с булавочную головку, но и ее было достаточно, чтобы вернулось мужество. Я по-прежнему боялся Мортациуса, тело мое сжималось в холодных тенетах его заклинания, но если бы он сейчас напал на меня, то имел бы дело с мужчиной, а не с удирающим зайцем. С грохотом отворилась дверь впереди, и в коридор хлынул поток яркого света. Вслед за светом выплеснулась и волна жара. Мы спрыгнули с фургона. Жар проникал в легкие и покалывал иголочками у корней волос. Янош подал знак, чтобы мы подлезли под медленно ползущий фургон и остаток пути преодолели под ним, ползя на четвереньках.

Мы оказались в огромном зале. Пол и стены были частью зеркально гладкими, отражавшими свет и пламя, а частью изрисованы чудовищами, ужаснее которых и представить нельзя. Причем весь этот изображенный кошмар двигался, оживленный черной магией, и повсюду мелькали разинутые пасти с ядовитыми зубами, хвосты и когти, дробя кости людей и разрывая плоть. Одну треть этого зала занимала чудовищных размеров печь. В ней горел огонь с языками голубого пламени выше человеческого роста, трепещущими и свивающимися в кольца, словно змеи, разбуженные непрошеным вторжением в их логово. Пламя раздувалось огромными кузнечными мехами, приводимыми в движение неведомой силой; при каждом движении мехов вылетала струя громко шипящего воздуха, иногда завывающего, как штормовой ветер. Бесконечная металлическая лента, подобная той, что вращает токарный станок, но широкая, как городской переулок, и снабженная зубцами, тянулась сквозь огонь, приводимая в движение шестернями, которые крутились невидимыми колдовскими силами. Высоко вверх, как жерло вулкана, устремлялась здоровенная труба. И вся печь вообще походила на разинутую пасть с острыми зубами. Это был настоящий, действующий идол темного божества, демона — повелителя преисподней. Все, что мы видели перед собой — зал, печь, огонь, ремень и труба, — все это являло собой воплощение черного могущества Мортациуса. Мы спрятались за фургоном, груженным окровавленными телами, и увидели, чем же питается этот агрегат и что производит.

Люди с кнутами приказали истощенным рабам разгружать все фургоны. Тела свалили в одну окровавленную кучу возле ленты. Если из фургона вдруг выволакивали кого-то живого, охранник доставал из-за пояса нож и исправлял эту ошибку. Когда куча достигла определенного размера — я не берусь вести жуткий подсчет тел, — рабам приказали бросать трупы на движущуюся ленту. Языки пламени подскочили вверх, нетерпеливо набрасываясь на свою пищу. Взвизгнули мехи, пропев свою демоническую песню. Я отвернулся, когда первое тело отправилось в гущу пламени, но Янош попросил меня не отворачиваться и быть свидетелем злодейств Мортациуса.