Читаем Далеко от Москвы полностью

В кабинет нерешительно заглянул Петя Гудкин. Он давно уже с нетерпением ждал начальника отдела. Алексей проверял расчет и чертеж, а Петька с беспокойством смотрел на него. К удивлению техника, Ковшов не сделал замечаний и даже похвалил исправленную работу. Об утреннем инциденте он и не упомянул. Алексей, сам тепло обласканный в доме Залкинда, привлек к себе юного техника:

— Молодец, сынок. Иди теперь гуляй, в клубе сегодня спектакль и танцы.

Растерявшийся Петька не нашел слов для ответа, схватил чертеж и ринулся к двери, свалив по дороге стул.

Алексей пошел к проектировщикам. Вместе они стали обсуждать еще не проработанные места в проекте. Наибольшие опасения вызывала нерешенная задача — как рыть траншеи в проливе. Инженеры заинтересовались, когда Алексей передал им, что Грубский официально опротестовал основные установки нового проекта.

— Нас каждый день могут вызвать в Рубежанск. Надо торопиться, нельзя ни минуты медлить, — озабоченно сказал Алексей.

При нем инженеры не высказали своего отношения к действиям Грубского, но как только Алексей ушел на узел связи, чтобы переговорить со вторым участком, в проектировочной разгорелся спор. Большинство работников отдела добросовестно и много трудились над новым проектом, но не все до конца уверовали в идеи Беридзе. По-прежнему некоторым инженерам казались сомнительными предложения о переносе трассы на левый берег Адуна и зимней укладке трубопровода в проливе. Категорически осуждал новый проект лишь один Фурсов — хорошо одетый человек с красивым холеным лицом и седой головой.

— Петр Ефимович Грубский взял на себя благородную миссию, и я восхищаюсь его смелостью, — напыщенно высказывался Фурсов. — Многие из нас согласны с ним в душе, но не решаются оказать поддержки.

— Не говорите от имени многих! — резко возразил Кобзев, поднимая лохматую голову от чертежа. — В том-то и беда, что Грубского не за что поддерживать. Разве можно сейчас защищать старый проект, когда он отброшен в сторону самой жизнью?

— Вы же сами, Анатолий Сергеевич, отрицали идеи этого горячего кавказца, — напомнил Фурсов.

— Отрицал на первых порах, теперь не отрицаю. Мне дорога судьба строительства. Она зависит от проекта, и я готов вложить в него все, чем располагаю.

— И вы за левый берег? Вы, кому хорошо известно, почему Грубский в свое время отказался от него?

— Пора нам, проектировщикам, перестать говорить о левом и правом береге, — твердо сказал Кобзев. — Решение по существу принято, и правый берег надо забыть. Жизнь покажет, прав ли Беридзе. Узнав ближе этого человека, я поверил в него и убежден: скоро он даст нам новые и окончательные доказательства справедливости своего решения.

— Блажен, кто верует, — язвительно усмехнулся Фурсов и поправил шарф на шее. — Я в Беридзе не верю.

Кобзев вскочил, бросил линейку и циркуль — острие циркуля вонзилось в чертеж.

— В первые дни работы с Беридзе и Ковшовым были еще извинительны некоторые наши колебания. Сейчас их простить нельзя. — Обычно мягкий Кобзев говорил напористо и жестко. — На днях в этой комнате Ковшов сказал: «Мы все здесь соавторы нового проекта. Нам многое еще в нем неясно, но мы его все-таки сделаем». Я не возразил Ковшову, был с ним согласен. Видимо, и остальные не возразили потому, что с чистой душой, не кривя ею, работают над проектом. Наши сомнения — это сомнения людей, болеющих за стройку. А скажите, Фурсов, почему вы не возразили Ковшову? Ведь вы не считаете себя соавтором нового проекта. Вы сочувствуете Грубскому, автору старого проекта.

— Что вы вскипятились, Анатолий Сергеевич? — миролюбиво проговорил Фурсов. — Разве у меня не может быть своего мнения, которое я волен высказывать, когда хочу? Ради бога, не сердитесь, я совсем не желаю с вами ссориться.

— А я не намерен с вами больше мириться и буду просить главного инженера и начальника отдела освободить нас от вашего двурушнического участия в работе над проектом!

— Правильно! Он двадцать раз в день бегает к Грубскому. Пусть совсем к нему уходит! — подал голос Петька. Сидя за своим столом, техник с негодованием слушал Фурсова и был доволен тем, что Кобзев дал ему отповедь.

Пока его сотрудники спорили, Алексей из помещения узла связи вел переговоры с участками. Его вызвал тракторист Силин, — он благополучно добрался со своей «улиткой» до второго участка и спрашивал, имеет ли право задерживаться на участках, если от него требуется помощь, или должен, не обращая ни на что внимания, стремиться к проливу. На втором участке его попросили помочь изготовить бульдозер для очистки дорог и проверить два трактора, вышедших из строя.

— Тут у меня есть и личный интерес, говорю по совести, — объяснялся Силин. — Поблизости леспромхоз, где я до стройки работал... Вместо меня там за тракториста жена моя осталась. Надо бы мне с ней один важный вопрос обсудить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза