Далеко в Арденнах. Пламя в степи

— Волы подождут. У самого шея скоро будет как у вола хвост, — пошутил Матюша и вышел из хаты.

Через минуту Грицко хлебал из тарелки борщ, хрустел густо посоленной луковицей, он и в самом деле сильно проголодался.

Небольшой пакет, завернутый в лоскут, Матюша приказал хорошенько спрятать и из села ранее чем ночью не вывозить. А где спрячешь на этих дрогах?.. Грицко придумал. Забежал домой, на огород за арбузом. Ножом, будто для пробы, вырезал в нем треугольник, сердцевину выковырял, а на ее место затолкал пакет. Возможно, в такой конспирации и не было необходимости, зато была таинственность. Лежит теперь на телеге арбуз, и никто не догадается, что в нем под полосатой коркой...

— Арбузик привез? — обрадовался Василь. — Однако перегрелся он... Ты что ж на солнце держал его! А Матюшка ничего не передавал?

Грицко, загадочно улыбаясь, разбил арбуз об колено и подал Василю половинку, в которой лежал пакет.

— Гляди-ка! — удивился Василь. — Матюша додумался или сам?.. Неужели сам?.. Молодец! Кумекаешь!

Грицку очень хотелось спросить, что же в пакете, но на этот раз он сумел сдержаться.

— В больнице был?

— А как же. Медсестра сказала: не опоздает... на свидание, — лукаво добавил Грицко от себя, потому что Таня не говорила такого слова.

Маковей захохотал:

— Ну и голова у Григория Тихоновича! Не только умная, но и хитрая!

«Григорий Тихонович? О ком это? — перебирал Грицко в памяти всех известных ему Григориев на селе. — Стой! Да это же я сам, Грицко! Ну да! Грицко — Григорий, а отец — Тихон. Надо же! Никогда бы не подумал».

— Спать! — решительно сказал Василь. — Время позднее, утром глаз не продерешь.

Грицко нагреб соломы под бок и будто провалился в сон.

Приснилось: играет с ребятней в футбол, а вместо мяча — арбуз. Екает сердце: разобьют, а там секретный пакет. Арбуз таки лопается, звонко, как граната. Сейчас все увидят его тайник! Однако пакета нет, не тот, видимо, арбуз, просто похожий...

Грицко облегченно вздохнул и проснулся. Еще не открыв глаз, почувствовал, что спит один. Пощупал рядом рукой — так и есть. Василь куда-то исчез.

32

Жара стояла жуткая, нечем дышать. Немцы отказались косить, выпрягли лошадей, завели в лесопосадку, в одних трусах разлеглись в спасительной тени.

Криничане тоже оставили работу.

— Эй, девчата! — Маруся Тютюнник, воткнув вилы в землю, махнула рукой. — Мы хотя и не арийцы или как их там обзывают, а тоже люди. Айда в курень!

Василь Маковей остался около комбайна. Искоса бросал взгляд на скошенный клин в низине. Неужели Матюша ошибся? А заверял, что дело надежное.

На последнее заседание райкома Матвей принес собственноручно изготовленную «адскую машину». Состояла она из увеличительного стекла и деревянной опоры, начиненной порохом и сажей. Достаточно, сказал Матюша, установить ночью «машинку» так, чтобы днем в фокусе стекла оказался фитиль...

Не раз и не два посматривал Маковей на поле и все же проглядел, когда заструился дымок. Сильно застучало в груди, отвернулся к двигателю, принялся подтягивать гайки, будто ничего и не видел. А сам прислушивался к гомону в стане — пусть бы не сразу заметили, не сразу...

Дым в степи издалека виден, не зря в старину запорожские казаки от границы до самой Сечи связь держали дымовыми сигналами.

— Горит!

На току послышались крики...

Кто-то кинулся к лошадям, другие хватались за вилы, однако к огню не спешили, словно бы раздумывали: для кого спасать? Для немца? Да пусть лучше на корню сгибнет!

Занялось, заполыхало! Издалека среди дыма видно было пламя, дрожащее в горячем воздухе. От лесополосы бежали полураздетые солдаты, щелкали затворами карабинов.

— Шнель! Шнель! Але! Марш, марш!..

Только тогда люди двинулись навстречу туче, ползущей из низины на косогор.

Кто видел в степи пожар? Будто сухой порох горит нескошенный хлеб. Страшное и одновременно захватывающее это зрелище!

Огонь напоминает живое существо, ползучее, ненасытное: чем больше жрет, тем больше разверзается его всеядная пасть. Огромные клубы дыма катятся в небо, сыплется черный осадок гари. Горит земля, близко не подойдешь — адский жар бьет в виски, перед глазами опаляющий зной. Убегай все живое с дороги! Замертво падают припоздавшие взлететь птицы, с воплем бегут люди, храпят, поднимаясь на дыбы, лошади...

Из-под куста выскочил заяц, прижал уши, мечется между людей, не они сейчас ему страшны. С тревожным криком проносятся в дрожащем небе птичьи стаи. Только мыши да суслики не боятся огня, забьются в глубь своих нор и ждут, пока сверху перестанет дышать угаром земля.

Бом! Бом!

Бьют в селе тревогу. Меркнет солнце. Могучий вал стихии катится по обугленному за какой-нибудь час огромному пространству...

Сгорело без остатка гектаров сорок. Росшие поблизости зеленые подсолнухи опустили привядшие листья. Чадило, потрескивало черное пожарище, выдыхало испарение.

Маковей был черен от копоти. Не так старался, как показывал, что занят делом. Да и то сказать — разве его потушишь? Если бы и хотел.