Далеко в Арденнах. Пламя в степи

Выпроводив Битнера, комендант приказал найти Ковбыка и Смолу. Последний недавно приступил к обязанностям начальника полиции, поскольку Шефнер приглянулся кому-то в Азовске.

30

Ковбык появился в степи на бедарке до восхода солнца. Люди еще спали — разбудил криком, поношениями. Чуть не с кулаками набросился на Супруна:

— Сдурели! Окончательно сдурели! Кому перечите? Немцу? Да он всесильный, полмира подмял под себя. А вы ему прутья в колеса... Благодарите бога, что господин комендант заступился. В Гавриловке за такие штучки расстреляли каждого десятого. Смотрите, допрыгаетесь и вы!

Ковбык уже хрипел от крика.

— Свирид Михайлович! — мял в руках черную бороду Супрун. — Зря вы, извините, голос надрываете, ей-бо, зря. Какие-то прутики торчали в пшенице, разве наша вина? Позавчера на мине арба подорвалась — столько крику не было, а тут какие-то прутики... Дети с ними, видать, по полю бродили, может, и обронил кто. Так теперь за эту забавку и со стариков головы снимать? Может, и мину мы подложили под себя?

Староста погрозил кнутом из бедарки:

— Смотри мне! Перебрось лобогрейки на «немецкую» делянку! Да ребят погоняй, чтобы повыдергивали эти самые прутики. А немцев — на нашу, понял?.. Вот так. Теперь про кузнеца скажи: где он, не видно что-то. Ай слег?

— Журба?

— Журба на ладан дышит, про другого говори.

— Кузнец один.

— Один никто в кузнице не работает. Кто был подручным?

— Понятия не имею. Может, из городских кто нанимался? Заработал на харчишки да и отбыл.

Супрун проводил старосту ненавистным взглядом: догадались поменяться делянками! Не иначе, этому прихвостню пришло в голову, кумекает, сволочь... А Журба молодец, знал, когда заболеть. Не потому ли наведывался к нему на днях Матюшка? Скрытный сын, пора бы уже поговорить с ним напрямик.

...Битнер перебросил жатки на взгорок за мостиком. Пшеница здесь невысокая, прихваченная солнцем и довольно чиста, лишь кое-где желтели головки конского щавеля. Бельгийские тяжеловозы шли в упряжке легко, словно играючи.

Лейтенант старался не показываться на глаза криничанам. После стычки у куреня, которая закончилась для него далеко не так, как ему хотелось, разговаривал только с Ковбыком.

Ждал: вот-вот еще раз, как вчера, порвется коса. Но солнце поднималось все выше, косилки безумолчно стрекотали, и он понемногу успокоился. Правда, один агрегат так и стоял со вчерашнего дня, но пусть об этом болит голова у старосты, с одного легче спросить, чем с толпы непокорных.

Зато в логу до самого вечера работала лишь одна лобогрейка. Мужики время от времени находили между сегментов поломанных кос железные прутья и потихоньку, чтобы не нажить беды, прятали их в земле. Вслух проклинали бурьяны — сорняк в самом деле разросся здесь так, что всаднику на коне не проехать.

———

Грицко Калина привез воду из села, а с ней известие, которое быстро облетело степь:

— Больного Журбу приставили к горну...

— Ковбык привел полицаев, схватили под руки и потащили...

— Не зря говорят про полицию и старосту: «Одна шайка — одна нагайка».

За обедом Василь шепнул Марусе:

— Пусть Калинка заглянет ко мне! А ты все на валках? Скажи девчатам, чтобы не очень старались. Лишь бы день до вечера.

Грицко налил в ведро воды, принес к комбайну. Маковей напился, спросил вполголоса:

— В село когда едешь?

— Сейчас запрягаю.

— Вот бумажка. Передашь Матвею. Ему, никому больше. В случае чего — съешь, порви, чтобы никто не прочел. Зайдешь в больницу. Медсестру Таню найди. Скажешь ей, чтобы не опаздывала она.

— Куда? — не утерпел Грицко.

— Гм... Ну, конечно, на свидание. — Маковей засмеялся. — Все понял? Беги к коняге.

До больницы было с километр крюку, однако Грицко промолчал. Злился на себя: давал слово не расспрашивать — и снова вырвалось.

— Кому водички? Эй, холодная вода! Налетай!

31

Матюша только что вернулся от Павла. Не день, не два корпели над приемником. Детали добывали где только могли. К счастью, кочегар когда-то был завзятым радиолюбителем в школьном кружке, научился кое-что изготавливать сам. А сегодня перекладывал в доме директора мельзавода дымоход и принес батарейку. Матюша знал, что у Капгофа есть разрешение на приемник.

— Ты что — стащил?

— От многого немножко — не кража, а дележка, — ответил поговоркой невозмутимый Павел. — Ты не волнуйся. Заглянул в один ящик, а там их... Оскар Францевич мужик запасливый.

Домой Матюша возвратился, весело насвистывая. Здесь его ждал Грицко.

— Здорово, братан!

— Здравствуй, здравствуй! Пушки привез или, может, бомбы?

Вот так всегда этот Матюша. Будто он, Грицко, совсем тебе лопушок. Прутики вон какого шороха наделали!

Он не утерпел, сказал об этом.

— Правда? — обрадовался Матюша. — А я и не знал.

— Так-таки не знал?

— Значит, не зря ты отцовское зубило затупил. Ладно, с чем пожаловал?

Грицко вытащил из уха маленький бумажный шарик.

— Вот, Василь велел передать.

Матюша, развернув бумажку, вмиг сделался серьезным.

— Посиди малость, я сейчас вернусь. Мама! — крикнул на кухню. — Дайте мальцу поесть.

— Некогда мне, волы на улице. И воды еще не набрал.