Далекое будущее Вселенной

Некоторые видят в этом метафору ничем не загрязненного и не возмущенного бытия — конец всех треволнений или, может быть, победу их собственного взгляда на мир. Если цивилизация, человечество, сам мир должны погибнуть, это произойдет, по мнению авторов, от того, что мы слишком далеко отступили от «природы» (так же наивные интеллектуалы в свое время приветствовали Мировую войну). Другие, поначалу придя в уныние, могут утешать себя мыслью, что всем нам предстоит умереть как индивидам: так какая разница, погибнем ли мы поодиночке или вместе? «Счастье десяти миллионов человек не больше в миллион раз, чем счастье десяти»[55]. Единственный ответ на это, возможно, тот, что геноцид мы все же считаем более страшным

преступлением, чем убийство; конец мира положит конец и всем нашим мечтам, всем обычным мотивам творчества или причинам для бережного отношения друг к другу, всей нашей любви. Мысль о всеобщем уничтожении сделает драгоценной каждую секунду, но такими «совершенными секундами» станут лишь те, в которые мы сумеем забыть о грядущей гибели[56].

Но, быть может, на катастрофу можно взглянуть и иначе. Возможно, она произойдет одновременно с наступлением сингулярности — в тот момент, когда развитие компьютеризации, нано–технологий или коммуникационной сети произведет внезапный отрыв от всего нашего прошлого и ознаменует конец эпохи, в которой существовали отдельные индивиды нашей породы [35]. Так называемая сингулярность означает столь резкий разрыв с прошлым, что никакие рациональные предположения здесь становятся невозможны. Мы стоим на пороге эпохи, совсем не похожей на все иные, прошедшие века. Мощь наших компьютеров удваивается каждые 18 месяцев[57]

. Реальное существование молекулярных и атомных механизмов — нанотехнологии — возможно, ближе, чем мы можем вообразить. В наше время люди повсюду имеют доступ к информации, знаниям, энергии и механической помощи, которые когда‑то были доступны только сказочным богачам. Даже если настоящая «общая теория всего» в принципе невозможна, мы, по–видимому, располагаем некоторыми очень мощными теориями, касающимися всего на свете — от гравитации до человеческого генома. Очень скоро каждому человеку придется принимать решения, влияющие на нас всех, и где гарантия, что никто из нас не примет самых ужасных решений? Быть «как боги» станет нашим долгом. Конец времени (или времен) лежит в открытии вечности: мы не сможем населять вечность в тех же формах, какими обладаем сейчас. «Все изменимся, вдруг, во мгновение ока, при последней трубе» (1 Кор 15:51–52).

В научной фантастике, как правило, этот «конец» предстает в материалистических или атеистических терминах, причем подчеркивается чужеродная натура существ, более подходящих для существования в вечности. Однако выход из нашего хрустального дворца был давным–давно предсказан в религиозной литературе.

Для нас тут конец истории, и мы можем только сказать, что с тех пор они жили счастливо, и для них это было началом настоящей истории. Вся их жизнь в нашем мире и все приключения в Нарнии были только обложкой и титульным листом: теперь наконец они открыли первую главу в Великой истории, которую не читал никто в мире: истории, которая длится вечно и в которой каждая глава лучше, чем предыдущая [26][58].

11.3. Явление Омеги

Рассмотрим идею нового, невиданного мира, как она предстает в философской фантастике. Говоря о «сингулярности», авторы, несомненно, стремятся подчеркнуть, что мы ни в малейшей степени не представляем, да и не можем представлять того, какая жизнь ждет нас за этим пределом, хотя апофатическое богословие никогда никого не удерживало от попыток вообразить себе невообразимое и получить от этого пользу и удовольствие! Даже если перемена не столь близка, как я предположил, рано или поздно она произойдет или, быть может, уже произошла. Даже если появление разумной жизни и вправду невероятно, все же каком‑то отдаленном месте и времени она могла появиться в первый раз — и одним из ее плодов оказались мы.