Торжественную тишину неожиданно разрывает громкое шлепанье, сменяющееся задорным звонким смехом. На Артура обрушился вихрь поднятых девушкой брызг. Под обжигающе-холодным градом только и остается, что трусцой забежать в кажущуюся ледяной воду.
– Видишь? Совсем никакой опасности. – Засмеялась Джейн, подплывая к Артуру и обнимая его за шею.
– Вы, амеры, все-таки ненормальные… – Пробормотал он, подхватывая девушку на руки.
– Но ты же каждый раз идешь за мной следом, правда? Почему? Не потому ли, что сам в глубине души признаешь мою правоту?
– Или просто потому что рискую верить тебе на слово? – Усмехнулся Артур. Сейчас, когда обнаженное тело Джейн прижимается к нему, философские вопросы стремительно уходят на второй план. Но на этот раз она лишь молчит, глядя на него огромными темными глазами. И совсем не спешит проявлять тот напор, который показала ночью. Еще какие-то магические правила? Нет, терпеть уже совершенно невозможно.
Артур медленно целует Джейн в ждущие губы. Их поцелуй, кажется, тянется целую вечность.
– Видишь? – С лукавой улыбкой спрашивает, наконец, девушка. – Достаточно лишь небольшого толчка – и ты уже совсем не пытаешься сопротивляться своей природе.
– Ты нашла очень странное время, чтобы объяснять мне жизнь. – Меньше всего сейчас он хочет долгих философских разговоров. Близость Джейн буквально срывает ему голову.
– Глупый! В этом и есть самое главное объяснение. – Девушка со смехом целует его. Ее тело резкими движениями подается навстречу. Разум окончательно отказывает. Удерживая Джейн на весу посреди холодной воды озера, он входит в нее снова и снова. Резкие сильные толчки, громкие, полные наслаждения стоны – и льющийся с неба ослепительный солнечный свет…
Опустошенность и расслабление. Джейн с умиротворенной улыбкой лежит на ровной глади озерца. Руки Артура поддерживают обнаженное тело.
– Чувствуешь? – Темные глаза смотрят на него сквозь полуприкрытые веки.
– Чувствую что? – Наверное, вопрос звучит очень глупо. Ему хорошо. Наверное, так хорошо, как никогда и ни с кем раньше.
– Истома. Нега. В вашем смешном языке есть столько красивых слов для этого состояния. Так и должен себя чувствовать человек, который живет в согласии с природой. Та человеческая цивилизация, о которой ты грезишь, пытается лишить человека этого прекрасного состояния. Запихнуть в множество ненужных рамок. Понимаешь?
– Нет. – Честно признался Артур. Он и впрямь, как ни пытается, не может понять странную логику подруги.
– Ох… Как же с тобой сложно. То влечение, которое мы чувствуем друг к другу – оно заложено в нас самой природой. Мы изначально такие, понимаешь?
– Ну, разумеется… – растерянно пробормотал Артур. – Но разве можно жить одними лишь инстинктами?
– В тот момент, когда я заставила заговорить твои инстинкты, твой разум соображать перестал напрочь, разве не так? – С лукавой улыбкой возразила девушка. – И сейчас, когда инстинкты отступили, получив свое, разум чувствует себя счастливым.
– Я… наверное. Но разве можно считать высшей целью жизни… – Артур смешался. Как бы сказать ей так, чтобы не обидеть?
– При чем тут высшие цели, глупый? – Засмеялась Джейн. – Эти инстинкты заложены в нас изначально. Если человек следует своей изначальности, он становится счастлив. Если пытается ограничить себя – страдает сам и заставляет страдать других. Но и у настоящей любви, и у похоти один и тот же источник – наша изначальная природа. Может быть, однажды мы действительно полюбим друг друга?
– Я… Знаешь я… – Наверное, сказать «я люблю» тебя будет слишком пошло и избито? Даже если ему кажется, что он говорит искренне?
Палец Джейн лег ему на губы.
– Нет. Пока еще нет. Пока что нам хорошо оттого, что мы следуем этому прекрасному изначальному влечению. Может быть, любовь действительно придет?
– Наверное… Но к чему ты это говоришь? – Пробормотал Артур. Подруга окончательно сбила его с толку.
– К тому, что цивилизация пытается ограничить это влечение. Назвать порочным. Оградить ворохом требований и обрядов. Любовь, не втиснувшаяся в очерченные цивилизацией границы, объявляется пороком. Тот, кто выбирает цивилизацию, а не природу, обречен на страдание. И страдание это создает покалеченную любовь. Порождающую еще больше мук и страданий. Что толку от цивилизации, которая порождает страдания – сколько бы богатств ни принесла своим рабам?
– Знаешь, в те далекие времена, когда цивилизации еще не было, люди предавались не только любви. Иногда они мутузили друг друга дубинами. А то и пускали ближнего своего на похлебку.
Джейн весело засмеялась.
– Точно. Природа никогда не была по-настоящему доброй. Звери едят друг друга, вожаки стаи оспаривают лидерство у конкурентов. Болезни. Голод. Смерть. Нет, природа совсем не добра к своим детям. Только речь совсем не о том, что лучше – природа или цивилизация. Природа изначальна. А цивилизацию придумали люди. Природе и жизни миллиарды лет. А цивилизация рядом с ней – букашка, которая сожрала саму себя, едва успев зародиться.