Дальний свет (СИ)

— Коснувшись колеса, ты вплетёшь себя в будущий город, станешь его ликом, голосом. Его душой, которую не видно и которая в то же время везде, в каждом доме и каждой улице. В каком-то смысле город — это и будешь ты. Все твои надежды, мечты и чаяния — они определят сам дух Ринордийска, то, каким он станет, когда возродится. По крайней мере, на этот цикл.

Феликс осторожно подался к колесу.

— Значит, от меня зависит, как здесь всё пойдёт теперь?

— Да, — Китти смотрела куда-то в сторону.

— А люди? Они тоже станут другими? Смогут, например, сделаться лучше и правильнее?

— Именно.

— И город будет таким, как мне хотелось?

— Это будет твой идеальный Ринордийск, каким ты всегда хотел его видеть.

— То есть, практически, — проговорил Феликс совсем тихо, — тогда я воплощаю в действительность… почти утопию?

Он сам даже не смог поверить в то, что сказал. Полные чаши вращались, колесо мерцало и переливалось. Указав на него, Феликс обернулся:

— Можно?

Китти кивнула.

Он уже двинулся было к узорчатым спицам и сиянию внутри, когда мысль поразила вдруг, заставила отпрянуть.

— Нет, — он нервно рассмеялся, попятился ещё дальше. — Нет, не хочу так, не могу. Нет, буду и не обсуждается, нет. Нет.

Он обнаружил, что сидит, прижавшись спиной к ограждающему бортику, и что его всего трясёт, то ли от пережитого в секунду испуга, то ли оттого, что на крыше по-прежнему холодно.

Китти стояла у него за плечом.

— Что случилось? — спросила она спокойно.

— Я совсем не так хотел, совсем другого. Я всю жизнь был против диктатуры. И теперь устроить её своими руками, как будто все эти речи и прекрасные идеи — одна только болтовня и ничего не стоили?

Он поднял голову к Китти.

— Я слишком хорошо помню, как это: когда ты желаешь одного, но существовать вынужден по совершенно иным правилам. Потому что кто-то другой формировал этот мир и кто-то решил, что так будет лучше. Я, конечно, тоже хотел, чтоб всё было по-моему, как любой человек, но чтоб вот так… Ведь это, получается, против всего, к чему я стремился. Нет, так я не согласен.

Феликс отдышался и смог наконец подняться. Стало как будто даже легче и захотелось улыбнуться, хотя ещё ничего не решено было с ним самим. И, Феликс понимал это, будущее не сулило ему хороших перспектив.

— Но тогда, — несколько задумчиво проговорила Китти, — у тебя только один путь. Ты можешь пойти со мной.

— Скитаться по мирам? — Феликс посмотрел на неё и усмехнулся. — Хорошо. Я согласен.

Китти распахнула глаза.

— Но ведь… — пробормотала она. — Ты всегда боялся этого. Больше всего на свете.

— Ну, мы же пойдём вместе. Не думаю, что тогда это будет иметь значение.

— Правда? — на лице её отразилось искреннее удивление.

— Разумеется, правда. Могла бы не спрашивать.

Китти улыбнулась. Не с первой попытки, но улыбнулась — может быть, в первый раз по-настоящему.

— Тогда пойдём, — она протянула ладонь.

Феликс взял её руку, на момент остановился:

— Подожди. А куда мы всё-таки двигаемся?

— В Ринордийск. В настоящий Ринордийск.

— Значит, на этот раз всё же войдём? — рассмеялся Феликс.

Городские руины отступали назад и забывались, как дурной сон. Даже будто донеслись до ушей знакомые радостные переливы…

— Да, — глядя вперёд, сказала Китти. — На этот раз войдём.

Последнее стихотворение А. Лунева

Посмотри, мы живём, как во сне,

На всамделишных нас здесь наложено вето.

Но сегодня окончен сон —

Мы выходим к свету.

В смог вопросов, спиною к спине

Мы кидали друг другу чужие ответы.

Но сегодня разбит туман —

Мы выходим к свету.

Улыбается морок в пике,

Будто нас одаряет последним билетом.

Но сегодня бессильна смерть —

Мы выходим к свету.

notes

Примечания

1

— Можем ли мы говорить по-немецки?

— Да. Он его не знает.

2

— Почему ты берёшь на себя эту вину? Совсем другие люди делали эти вещи.

— Это моё сродство и моё прошлое. Поэтому эти вещи касаются и меня тоже.

— Их истории больше не про тебя. Послушай тогда меня, потому что моё родство тоже связало меня с Чёрным временем. Это беда для всех, но она уже минула. Если мы будем продолжать её нести, наша собственная жизнь никогда не начнётся.

— Это не одно и то же, госпожа Булова. Были ли вы когда-нибудь родственником врага народа? Не оклеветанного, а настоящего врага? Можете ли вы понять меня? Нет, вы не можете.

3

Ещё всем по кофе?

4

Я впиваюсь в своё тело, моё время истекает,

Я буду сильным до последнего вздоха.

Мерзость ли мы, порочная человечность

И не более, чем высокомерие и самообман?

Mantus «Идёт кровавый дождь»