Дальше (СИ)

— Я хотел этого ребенка. Я представлял… — Дима судорожно вздохнул, — представлял, что из зала сделаем детскую, а сами будем ходить. ходить… в фитнес. Рядом с работой, — говорить становилось все труднее. Но мужчина чувствовал, что это было необходимо сказать. Хотя бы потому, что Аня сотрясалась от беззвучного плача в его руках. В первый раз после выкидыша.

— Мы сделали все неправильно, — Дима перешел на шепот, чтоб дрожь была не так заметна, и стал говорить быстро-быстро. Аня стала всерьез вырываться. Как будто его руки, слова жгли ее словно раскаленное железо. — Мы бросили друг друга. Это можно пережить только вместе, понимаешь? Аня, Анечка, любимая, пожалуйста, — Дима ухватил ее руки и стал хаотично целовать мокрое, уже распухшее от слез лицо. Девушка мотала головой и кусала губы. Она не пыталась сдержать слезы, они заливали ее щеки, стекали по подбородку, капали на водолазку, на бадлон мужа.

Аня просто пыталась не закричать. Не завыть как смертельно раненое животное.

— Мы сделали все… неправильно, — упрямо повторил Дима. — Нам надо было разго… — он завел ее руки за спину и перехватил запястья одной рукой, — варивать. Делиться этой болью друг с другом. Посмотри, что с нами стало? — мужчина с силой прижал голову жены к своему телу. Бадлон начал промокать насквозь. — Я люблю тебя, — сорвавшись сказал Дима. — И ты ни в чем не виновата. Это… случается, — горло спазматически сжалось, и мужчине пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. Аня чуть поутихла, хотя бы перестала яростно вырываться, и зарыдала в полный голос. Дима отпустил ее запястья и обнял двумя руками. У него страшно болела голова и глаза горели, словно их присыпало песком. Анин плач перешел в вой. Дима никогда не слышал, чтоб так плакали. Только в кино.

Но в жизни это было страшнее любого ужастика в кинотеатре. Страшно обнимать любимого человека и слышать такое. Страшно чувствовать эту боль. Чувствовать, как она перемешивается с твоей, как где-то глубоко в груди рождается такой же звериный вой, почти крик.

Аня вдруг сама обняла его, вцепившись до боли, сжав так сильно, что едва не хрустнули ребра. Дима чуть раскачивал ее, ему и самому было так легче. Мужчина подхватил ее на руки и отнес в спальню, посадил на кровать. Аня обхватила себя руками и раскачивалась с закрытыми глазами. Со стороны это выглядело как полное безумие.

Дима присел перед ней и принялся снимать с нее тапки. Стоило коснуться стопы, как Аня дернулась.

— Нет! — вскрикнула она и резко подтянула колени к груди. Заплаканные галаза расширились от шока. Кажется, она не ожидала такой реакции.

— Не останавливайся. Кричи, — тихо сказал Дима. — Когда я узнал, что мы ее потеряли, я орал, пока… пока не охрип. От этого становится легче. Попробуй.

Аня уронила голову на колени, волосы закрыли лицо. Дима сел радом с ней на кровать и обнял за плечи, привалив к себе. Она свернулась калачиком у него под боком. Мужчина ухватил ее руку, которой она пыталась закрыть рот, чтоб приглушить всхлипы.

— Кричи, — повторил Дима. Он лег рядом и обнял жену, крепко прижав к себе. — Кричи. Так громко, как можешь. Давай. Тебе же больно. Люди от боли кричат!

Аня тяжело глубоко дышала. У нее это выходило с подвыванием. Подвывание снова медленно перешло в вой. И нечеловеческий вопль не заставил себя ждать.

Просто она больше не могла. Она не кричала в больнице, когда ей сказали, что произошел выкидыш, что ребенка, ее девочку, не удалось спасти. Что нечего было спасать. Что надо выскоблить из нее остатки.

Аня не проронила ни слова. Она даже не могла плакать. Она видела других женщин с большими животами-дирижаблями, которые медленно, как пингвины передвигались по коридорам, взволнованные предстоящими родами. Слышала детский плач.

Ей казалось, что это она умерла, а не ее ребенок.

И Дима… он пытался помочь как мог, как умел. Окружал ее вниманием, сочувствием, заботой. И от этого становилось тошно. Каждый сочувствующий взгляд напоминал о том, что она не выносила этого ребенка. Каждая попытка поговорить, каждое признание в любви било по незажившей ране снова и снова.

Но сдержаться сейчас Аня не могла. Она любила мужа. Любила до боли, так было всегда. И от этого становилось только хуже.

— Я люблю тебя, — тихо сказал Дима в Анино ухо, когда она немного успокоилась. Поток слез прекратился, она вздрагивала и судорожно дышала. — Я люблю тебя. И не виню в том, что произошло.

Аня ничего не ответила, только поглубже зарылась мокрым красным носом куда-то в димину подмышку. Она слышала гулкое диение его сердца, и это немного успокаивало. Хотелось спать.

*

В кои-то веки Дима проснулся раньше жены. Аня сопела под боком, тесно прижавшись к нему. Мужчина осторожно поцеловал ее в макушку, боясь разбудить. Но жена даже не вздохнула. Дима обнял ее покрепче.

Николай был прав. Весь этот кошмар можно пережить только вместе.