Джунгли, Центральный Индокитай. 28 июня 1979 года
Родиной снайперской войны следует считать не англо-бурскую войну, как многие думают — а куда более раннюю американскую гражданскую. Именно тогда — впервые на мушкетах появились еще очень примитивные оптические приборы. Но и там и там — были большие расстояния, видимая линия до цели. В Кохинхине было всё совсем иначе.
В Кохинхине если ты хотел быть снайпером, ты должен был иметь, прежде всего, терпение и волю. Терпение переносить непереносимое. Ты маскировался и уходил от базы на день, неделю, две. Ты скрывался в джунглях или в траве среди змей и прочих хищников. Расстояния для стрельбы были небольшие — но это означало то что пехотинцы противника могли обнаружить твою позицию, и подавить огнем, а то и захватить в плен. В плену снайпера всегда ждала смерть, чаще всего после жестоких пыток — так солдаты противника вымещали свой страх. Питаться приходилось тем чем найдешь на месте, гадить — чаще всего под себя.
Капитан-лейтенант Воронцов снайпером не был, но стрелять умел хорошо. Ему нужно было сделать всего один точный выстрел в человека, который ничего не будет подозревать, и когда нет войны. Оправданием этого было то, что человек этот — погубил наркотиками уже тысячи человек, и мог погубить десятки и сотни тысяч, если его не остановить.
Хуже всего было то, что ни о какой пристрелке не могло быть и речи. Любой выстрел мог привлечь внимание, вызвать прочесывание местности или, по крайней мере — встревожить генерала и заставить его отказаться от прибытия сюда. А стрелять из незнакомой, не пристрелянной винтовки…
Варианта было два. Первый — подобраться поближе, чтобы с гарантией не промахнуться. Но тогда не уйдешь. Второй — отойти подальше и все же пристрелять винтовку, несмотря на весь риск этого.
Воронцов принял компромиссное решение — провести доразведку местности, определить точки, откуда можно стрелять, и исходя из этого уже принимать решение: рисковать так или иначе. В любом решении был риск.
Взяв с собой снайперскую винтовку, компас, секундомер и специальный блокнот снайпера — он вышел еще потемну. И сразу перед ним встала дилемма — переплывать реку или нет. Переплыть — значит сократить расстояние до цели, но и уйти после выстрела намного сложнее. Это только в кино герои километр под водой проплыть могут. В реальности — не хватит дыхалки, нарвешься на корягу плывущее бревно или того хуже — на змею. Ну и враги — они же не будут спокойно смотреть, как ты уплываешь. Подводный взрыв гранаты в десять раз опаснее наземного.
Так что он решил не переплывать реку, по крайней мере, сегодня — а забраться на дерево и понаблюдать, выявить число лиц в лагере, военных и гражданских, распорядок дня, кто чем занят, есть ли огневые точки тяжелого оружия и какие именно, пути подхода, по возможности как лагерь снабжается. А потом уже думать — стоит ли соваться на тот берег. Ведь если ему трудно будет перебраться — то трудно будет и им…
Итак, он взобрался на подходящее дерево, как смог обустроил НП, накинул впереди маскировочную сеть, подвязал к стволу веревку, чтобы закрепить винтовку — старый прием, держать часами рука устанет. Взглянул в прицел — четырехкратный ПСО — и …
Что за бред…
До лагеря было минимум четыреста метров, до самой крайней его точки — а прицел ПСО не приспособлен для наблюдения, он достаточен для стрельбы — и не более. Но сейчас в прицеле — он видел едва различимые фигурки тех, кто трудился на рисовом поле под охраной японских солдат. По виду это были подростки.
Это могли быть и местные, но он разглядел цвет кожи. Это были белые подростки.