Непрошеных гостей встретила испуганная женщина в старом застиранном и залатанном платье. Темная и неухоженная квартира, затхлые запахи дешевой еды, разрозненная колченогая мебель, все говорило о том, что бедность тут главный жилец. Бледные робкие дети при виде незнакомцев, да еще в полицейской шинели, разбежались по углам, как серые мышки. Мать их тоже готова была куда-нибудь кинуться от страха, да так и замерла на месте, когда ей задан был вопрос о визите госпожи Крупениной-Иноземцевой. Путаясь в деталях, она припоминала. Да, госпожа приходила, денег дала, доктора оплатила. Ребенок поправился. Слава Богу, и дай Бог здоровья госпоже! Да, приносила и провизии, и игрушки. А вот ведь барыня, что вроде как была вместе с госпожой, она и подтвердит!
– Игрушки? – осторожно уточнил следователь, боясь еще больше напугать женщину, которая и так плохо понимала, что от нее хотят. – Какие игрушки?
– Ах, ваше высокоблагородие, – всплеснула руками женщина, – обыкновенные, для детей!
– Какие, покажите. Какие игрушки были тогда принесены госпожой Крупениной? – настаивал следователь.
Женщина растерялась, стала звать детей, но те забились по углам, а когда появились, то тоже в толк взять ничего не могли. Давно было, разломались, небось!
Видя, что дело совсем не ладится, мисс Томпсон, до этого молча наблюдавшая за действиями следователя, вдруг произнесла:
– Сударь, дозвольте мне! – И не дожидаясь, пока Сердюков кивнет в ответ, мягко взяла женщину под руку. Другой рукой прихватила самого старшего из детей и тихонько вывела их в соседнюю комнату.
Прошло около получаса. Сердюков прохаживался по убогому жилищу под скрип грязного некрашеного пола. Он то и дело бросал сердитые взгляды на облупленную дверь, за которой скрылись гувернантка и хозяйка жилища. Но оттуда не доносилось ни звука. Заснули, что ли? Наконец, не утерпев, он направился к двери, взялся за липкую веревочку, служившую ручкой, но дверь тотчас же отворилась. Вышла мисс Томпсон с озадаченным видом.
– Мы не нашли свистюльки, – произнесла она.
– Свистульки? – переспросил Сердюков.
– Ну да! Ведь именно она заинтересовала вас. Я точно, совершьенно точно помню, что их было две. Юлия Соломоновна купила две. Для Мити, – гувернантка вздохнула при воспоминании о потере, – и для подарка больному ребенку в этом доме. Митья свистюльку сломал, а потом она чудьесным образом стала целехонька. А тутошней нету!
К разговору присоединилась снова хозяйка квартиры. Она уже немного успокоилась и больше не выглядела такой насмерть перепуганной.
– Она подарила нам, подарила, – лепетала женщина, – мы не могли ее украсть!
– Полно, в этом вас никто не обвиняет! – ласково произнесла мисс Томпсон. – Только непоньятно, как же вторая свистюлька вновь вернулась в дом госпожи Крупениной?
– Может, она сама ее забрала, верней, не она, а ее посыльный, – пробормотала женщина.
– Какой посыльный? – в один голос вскричали следователь и его спутница.
– Не знаю, судари мои, не знаю! – женщина пожала плечами. – Приходил молодой человек, высокий такой, красивый. Манеры благородные. Сказывал, что госпожа еще провизии присылает для больного дитя, и впрямь принес корзинку… Может, она приказала забрать свистульку обратно?
– Помилуйте, зачьэм ей эта грошовая свистюлька! – в сердцах воскликнула гувернантка.
– Вот и я подивилась. Дети принялись искать, чтобы играть, глядь, нету. Вроде валялась прямо тут, на столе. Поискали, нету, – она пожала плечами. – С той поры и нет. Да мы уж и думать забыли. Вот вы пришли искать, и снова нету!
Она огляделась по сторонам, словно надеясь все же увидеть потерянную игрушку.
– Значит, говорите, прямо на столе лежала, посредине. И была видна всякому, кто войдет? И так же легко можно взять? – спросил следователь. Но это уже даже и не был вопрос, а скорее утверждение, догадка, мысль.
Женщина что-то еще невнятно бормотала. Но Сердюков уже взял мисс Томпсон под локоть и двинулся к двери. У порога он остановился, порылся в кармане и протянул женщине деньги:
– Надобно купить новую свистульку!
Глава двадцать четвертая
Лето 1911 года
Фаина по-прежнему жила в доме Иноземцева. Но это была жизнь приговоренного к смерти. Он жив, но чутко прислушивается к звуку шагов за дверью темницы. Уже идут за ним? Так и она каждый раз вздрагивала всем телом, когда приходил почтальон или рассыльный, вдруг это телеграмма от Раисы Федоровны? До этого она уже совершенно привыкла к этой ненормальной и водевильной семейной жизни, пережидала жену-бурю и преспокойно возвращалась царствовать. Но теперь внутреннее чутье говорило ей, что все будет по-другому, ей и впрямь придется уйти навсегда.
Она пыталась говорить с Соломоном, но тот, видимо, посчитал, что и одного тягостного разговора достаточно. Он был мил, заботлив, предупредителен, нежен и щедр как никогда. И поэтому каждый его поцелуй, подарок, улыбка вонзались ей в сердце хуже ножа. Ржавого, тупого ножа!