Дама чужого сердца

– Уже поздно, – холодным отчужденным тоном произнесла Иноземцева.

Быстрыми движениями она принялась складывать написанное в аккуратную стопку. Эмиль ползал по полу, помогая ей. Она вручила ему рукопись, как всегда, для правки.

– Ступай уж. Устала, лягу, – и, не глядя, пошла из комнаты.

Эмиль некоторое время не мог подняться. Потом заставил себя встать и, словно слепой, пошатываясь, покинул разрушенные волшебные чертоги.

Когда все семейство собралось утром за столом, их ожидал приятный сюрприз. Мамочка нынче встала и вышла к завтраку!

– Юлия! Солнышко! – Савва Нилович кольнул внимательным взглядом и поспешил поцеловать жену. – Ты что, нынче осчастливила нас своим присутствием? Неужто закончила роман?

– Почти, немного осталось, но в целом все уже свершилось. – Юлия устало посмотрела на кофейник, и мисс Томпсон тотчас же поспешила налить ей кофе.

– Ты не спала опять? – заботливо осведомился муж.

– Отлично выспалась. – Юлия пригубила ароматный крепкий напиток, подперла рукой голову и принялась мешать сахар в чашке. Несколько мгновений семья слушала звон серебра о фарфор.

– Что-то я Эмиля Эмильевича не видал?

– Он ушел не очень поздно. Получил рукопись и ушел. Полагаю, его несколько дней теперь не будет. Для него уже совсем нет дела. Сама управлюсь.

Ложка улеглась рядом с блюдцем, Юлия медленно жевала бутерброд, опять же любезно намазанный гувернанткой, которая ухаживала за хозяйкой, как за ее детьми.

Неприязнь, верней, едва промелькнувшая интонация неприязни, совершенно незаметная, едва уловимая, как легкая тень, не осталась незамеченной опытным наблюдателем. Савва скрыл улыбку.

– Что ж, дети, нынче мы едем гулять! – неожиданно громким и звонким голосом объявила Юлия Соломоновна, и радостные детские вопли заглушили все остальные слова и звуки.

А именно, смех Крупенина. По всему выходило, что с мистическим экстазом покончено! Какой угодно ценой! Внутренний голос ему подсказывал, что плата оказалась невелика.

Глава тридцать пятая

Осень 1912 года

Иноземцев и Крупенины обедали в ресторане «Донон», этом любимом местечке столичных литераторов. Многие посетители узнавали и отца-издателя, и дочь-писательницу. Поэтому без конца приходилось отвечать на любезные приветствия и выражения восторга. Юлия любила «Донон» и частенько захаживала сюда.

Когда обед уже подходил к концу, Савва Нилович, словно невзначай, осведомился у тестя:

– А что это не видать давно нашей белокурой Лорелеи, несравненной Фаины Эмильевны? Уж не приболела ли она?

Юлия оставила кушанье и подняла голову. Вот-вот, вспомнила, а то все мучилась, что это хотела спросить у Соломона? Она тоже заметила, что почти не сталкивается с Фаиной в квартире отца, но не придала этому значения. А теперь поняла, что именно это ее и насторожило.

– Хороший вопрос, вы, как всегда, батенька, чрезвычайно деликатны! – усмехнулся Соломон Евсеевич. – Впрочем, какая разница! Вопрос неизбежен, как и неизбежен конец нашей с Фаиной истории. Видите ли, Савва Нилович, вы всегда ратовали за неизменность семейных ценностей. Поэтому вам отрадно будет узнать, что я решил воссоединиться со своей женой после стольких лет… мм… разлада. Она скоро прибудет и, вероятно, теперь уже останется со мной и с вами.

Юлия не верила своим ушам.

– Мама возвращается окончательно? Забудет о своих вояжах, поклонниках и поселится с тобой? Вы будет жить вместе? После всего того, что ты ей устроил? – она изумленно покачала головой.

– Ты не веришь, дщерь, в искренность моих порывов? Не желаешь воссоединения твоих родителей и торжества законного брака? – Иноземцев придал своему голосу величественную суровость и поднял руку с салфеткой, как с флагом.

– Мне трудно это представить. Я забыла, как это было, слишком давно! – Юлия Соломоновна грустно смотрела на отца. Очередная выдумка, спектакль?

– Мне кажется, что волноваться не стоит, – между тем продолжал Соломон Евсеевич. – Твоя мать разумная женщина. Она претерпела волны и бури моей неумной молодости, подождала, когда улягутся всяческие страсти, и смело приводит свой корабль, верней, корабль нашего непростого брака в тихую гавань. Я не ангел, Юлюшка. Но и твоя матушка не голубица. Согласись, она неплохо, совершенно свободно жила эти годы. Не отказывая себе в утехах самого разного рода. Многие женщины, на словах осуждая подобные браки, я думаю, тайно бы мечтали скинуть с себя рутину обрыдлых отношений и жить вольно! Но годы идут, старость не за горами. Поэтому надо пристать к берегу и посвятить себя семейной любви, вам, внукам, наконец! Твоя мать, Юлия, по-моему, желает примерить на себя роль идеальной бабушки, коль уж не вышло из нее заботливой матери!

Юлия продолжала недоумевать, ее изящные брови изогнулись домиком и застыли в таком выражении.

– А сама-то Раиса Федоровна уже знает о счастливых переменах в ее жизни? – невинно осведомился Савва Нилович.

– Она прислала мне телеграмму, я жду ее день ото дня, – уклонился от прямого ответа Иноземцев.

– Что же будет с Фаиной? – Юлия расстроилась из-за подруги, чья участь выглядела теперь совсем жалкой.