Дама с рубинами. Совиный дом

Герцогиня не отвечала.

– Я должна сделать вам предложение, – сказала она наконец. – Очень странное в эту минуту, когда ангел смерти витает у дверей дома, Клодина. Но тот, за которого я должна предложить, обязал меня сделать это сейчас. Барон Герольд просит вас, Клодина, заменить его осиротевшей дочери мать и стать его женой.

– Ваше высочество! – воскликнула пораженная девушка, отойдя на шаг и тяжело припав к мраморному карнизу зеркала. – Благодарю, – сказала она, – я не хочу от него жертв.

– Однако, – строго возразила герцогиня, – вы могли бы одним ударом прекратить все пересуды, могли бы ненадолго удержать улетающую жизнь, чтобы она окончилась спокойно…

– Ваше высочество! – простонала Клодина.

– Моя бедная, несчастная Лизель, – вздохнула старуха.

– Ваше высочество, я отдам жизнь за герцогиню, – с мольбой проговорила девушка, – только не это унижение…

– Вашу жизнь! Сказать нетрудно, Клодина…

– Ах, если бы я могла доказать это! – воскликнула она и подошла с прижатыми к груди руками к стулу герцогини.

Месяц осветил ее полную отчаяния фигуру и потухшие глаза.

Герцогиня испугалась.

– Клодина, Клодина! – мягко сказала она.

– Неужели, ваше высочество, вы действительно думаете, что я бесчестна? – спросила она убитым голосом.

– Нет, дитя мое, потому что барон Герольд не взял бы такую в жены.

Клодина отступила.

– Потому, только потому… – простонала она.

– Мне было тяжело поверить слухам, – продолжала герцогиня. – Но, дитя мое, я знаю жизнь, знаю своего пылкого сына и его власть над женщинами… И вдруг узнаю, что ты, бежавшая от него, постоянно находишься рядом! Дитя мое, я верю, что ты была только другом герцогини, но ты посмела преступно играть своим добрым именем, не сумела избежать подозрений и потому прими руку, которая протягивается тебе, – настойчиво добавила герцогиня. – Никто, даже самые злые сплетники не посмеют сказать, что Лотарь Герольд фон Нейгауз привлек к своей груди женщину, которая не чиста, как солнце. И он, мой сын, не посмеет бросить взгляд на женщину, принадлежащую другому…

– Я не в силах владеть собой, ваше высочество, – сказала Клодина.

– Ты должна это сделать, дитя мое, должна – он ждет внизу в страхе и надежде…

– Ваше высочество, – взмолилась Клодина, – он не любит меня, это жертва, которую он приносит чести нашего имени. Я не могу принять ее. Ваше высочество, сжальтесь надо мной!

– Так принесите и вы жертву, – сказала герцогиня, раздраженная возражениями. – Неужели ваша честь, честь вашего дома не стоит жертв? Неужели ее не стоит умирающая наверху?

– Ваше высочество, – прошептала Клодина, – я хочу переговорить с бароном Герольдом.

Герцогине стало жалко отчаявшуюся девушку, она налила стакан воды и подала ей.

– Сначала успокойся, и тогда он придет, – сказала она, усадив дрожащую Клодину на стул.

– Старший доктор! – доложила, входя, фрейлейн Болен, и вслед за ней показалась фигура врача.

– Извините, ваше высочество, что я ворвался к вам, – поспешно начал он, – но я считаю своим долгом сообщить вашему высочеству, что августейшая пациентка находится в большой опасности. Ее высочество совершенно истощена кровопотерей. Профессор Тольгейм настаивает на переливании крови. Я также считаю его необходимым. Его высочество решился дать нужную кровь, но это небезопасно: операция может иметь последствия, угрожающие жизни, и потому мы не должны рассчитывать на герцога, а закон гласит…

Он запнулся. Клодина вскочила со стула и протянула руку:

– Господин доктор, я прошу, я хочу быть той, которая…

– Вы? – спросил доктор и с удивлением посмотрел на обращенное к нему с мольбой бледное лицо девушки. – Правда, фрейлейн Герольд? Так идемте скорее! Нельзя терять ни минуты! Но предупреждаю вас, что придется вскрыть артерию.

– Ах, милый доктор… – сказала Клодина, и движение и голос ее выразили: «Только-то!»

Она поспешно, вопреки этикету, пошла вперед, как будто боясь, чтобы кто-нибудь не опередил ее.

Старая герцогиня не поняла, в чем дело:

– Переливание? Что это такое?

Когда она вошла в комнату невестки, врачи суетились около больной.

Перед Клодиной стояла сестра милосердия, закатывая рукав ее белого кашемирового платья.

Герцогиня положила руку на плечо сына, который только что вышел от больной в соседнюю комнату, где в страхе стояли Катценштейн и горничная.

– Адальберт, – тихо промолвила она, – что же это такое? Доктор сказал, что ей разрежут артерию, чтобы перелить кровь Лизель…

Он рассеяно кивнул головой, не отрывая глаз от молодой девушки.

– Ради Бога! – продолжала его августейшая мать. – Разве мы можем позволить, чтобы фрейлейн фон Герольд сделала это для нас, ведь это, кажется, весьма опасная вещь?

Герцог пристально посмотрел на нее.

– Не правда ли, – тихо и горько спросил он, – на это требуется больше мужества, чем из-за угла направить удар, сразивший насмерть женщину и повергший в грязь имя невинной девушки? Я не могу помешать ей принести эту жертву, – продолжал он, пожав плечами. – Тогда люди скажут, что я больше забочусь о ней, чем о жизни жены.

Сестра задернула полог. Послышался голос профессора:

– Из руки в руку, коллега, так вернее.