Дама с рубинами. Совиный дом

– Клодина сейчас не сможет удержать Леони, Беата, – сказал он, передавая ребенка няне, и тотчас увел Клодину в дом. – Не надоедай ей расспросами, сестрица, лучше приготовь что-нибудь освежающее, а потом поедем в Броттер.

– Но, Лотарь, там сегодня большой концерт в курзале!

– Именно поэтому, милая Беата!

Сестра, качая головой, пошла отдать распоряжения и пока, против обыкновения, поспешно переодевалась, бормотала про себя: «Я думала, жених с невестой всего охотнее сидят в тени, а эти, вообще не любящие суеты, вдруг едут в первый же день помолвки в толпу сплетников».

Беата не все понимала. Сегодня у нее закружилась голова от неожиданного и шумного отъезда дам. Прошлую ночь она не сомкнула глаз, потому что накануне вечером Лотарь вернулся вдвоем с принцессой, и, лишь мельком взглянув на брата, она поняла, что он жених, и сердце ее замерло от страха. Принцесса стремительно убежала наверх, а в его глазах был странный блеск. «Очевидно, принцесса спешит сообщить матери о своей радости», – подумала Беата.

Вскоре Лотарь позвал ее к себе в комнату, где стоял, облокотившись на шкаф с книгами, – это была его любимая поза, когда он хотел сообщить что-то важное.

– Сестра, – сказал он, идя к ней навстречу, – я помолвлен!

Она пожала ему руку и поцеловала.

– Поздравляю тебя, Лотарь.

– Ты совсем не рада, Беата.

– Лотарь, – сказала она, – обычно, когда брат женится, думаешь, что обретешь сестру. Но, – она добродушно улыбнулась, – не могу же я стоять как сестра рядом с принцессой. Ведь мы так же подходим друг другу, как домашний петух золотому фазану. Но это пустяки, лишь бы ты был счастлив.

– Я хочу быть счастливым! И хотя лебедь так же мало подходит петуху, как и фазан, я думаю, что, воплощенные в людях, они прекрасно уживутся. Я помолвлен с Клодиной, умная моя сестра!

«С Клодиной! Ну, можно посмеяться над моей догадливостью», – подумала она и, постепенно приходя в себя от изумления, воскликнула:

– Слава Богу!

Потом, ласково взяв брата за руку, добавила:

– Садись и рассказывай!

Он рассказал об операции и опасном положении больной, о мужестве и самопожертвовании Клодины, но это было не то, что хотелось услышать Беате. Она не стала расспрашивать больше, зная, что он скрытен и ни за что не даст никому заглянуть себе в душу – это была семейная черта Герольдов.

Так размышляла Беата, надевая, чтобы ехать с помолвленными в Броттер, свою модную шляпу, которую она заказывала к вчерашнему празднику. Ей вдруг вспомнился утренний отъезд гостей и ужасная сцена в детской. Маленькая Леони после купания сладко спала в постельке. В комнату вошла принцесса Текла, уже одетая к отъезду, в сопровождении фрау фон Берг и потребовала ребенка.

Старая Дорта стала, расставив руки, перед кроваткой и объявила на своем простом наречии, что только сам господин должен сказать ей, может ли малютка уехать с бабушкой.

Ее светлость до того забылась, что хотела оттолкнуть крестьянку, но здоровенная женщина не пошевелилась и стояла твердо, как сосна в лесу.

– Пусть простит мне Бог, – сказала она, энергично отстраняя руки принцессы, – что я забываю уважение к вашей светлости, а он простит, потому что я исполняю свой долг и не позволю ограбить моего господина!

– Глупая женщина! – воскликнула фрау фон Берг. – Кто же хочет грабить! Ее светлость – бабушка ребенка.

– Пусть это мне скажет мой хозяин, – получила она ответ.

– Вашего хозяина нет дома, образумьтесь!

Однако ничего не помогало. Дорта уперла руки в боки, готовая к бою. Вдруг она ухитрилась схватить старомодный звонок, и из комнаты понеслись пронзительные звуки. Отсюда нередко слышался звонок, но никогда еще он не звучал так тревожно, как сегодня.

Этот звонок был всем известен: в комнате прежде лежали больные господа, и в ней же они умирали. Неудивительно, если все разом подумали, что случилось несчастье, и Лотарь, только что вернувшийся из поездки по полям, помчался по коридору, а за ним Беата и вся прислуга. Он отослал людей и запер за собой и Беатой дверь детской.

– Что здесь происходит? – был его первый вопрос.

Он, казалось, не поверил своим глазам, увидев ее светлость, которая не вышла к завтраку, сославшись на мигрень, а теперь стояла с красным, отнюдь не томным лицом. Она заявила повелительным тоном:

– Я желаю взять внучку с собой, а эта особа…

– Ах, ваша светлость изволили думать, что я так погружен в свое счастье, что забуду время отъезда? Или, скорее, ваша светлость желали, не дожидаясь моего позволения, уехать раньше назначенного срока, пока меня не было дома? Поэтому стоит у подъезда карета? И ваша светлость желает взять внучку, – голос Лотаря звучал, как отдаленный гром, – не спросив моего разрешения. Осмелюсь спросить: по какому праву?

– Она дитя моей дочери!

– И мое также! Права отца стоят намного выше прав бабушки, ваша светлость.

– Только на несколько месяцев, Герольд, – уже потише сказала принцесса Текла, поняв, что гнев заставил ее сделать глупость.