Дама в автомобиле

— Да, да, да. Два раза. — Она нервничала, все это было так глупо. — Хочешь знать точно, когда? Одиннадцатого сентября, два года назад, и семнадцатого августа прошлого года. Получил?

— И все-таки он не бросил из-за тебя жену.

Она ничего не сказала. От жары у нее запотели очки, она сняла их и вынула из сумки платок, чтобы протереть. И застыла с очками в правой руке. Она пыталась ни о чем не думать, она чувствовала, что он смотрит на нее, потом она услышала, как он сказал изменившимся голосом:

— Прости меня, Дани. Я пойду возьму сигареты в машине.

Он нагнулся и нежно, как накануне в ресторане, поцеловал ее в губы.

У нее были такие же теплые, неподвижные губы, такие же непроницаемые глаза, как и тогда в ресторане. Он ушел, не оборачиваясь. Только когда деревья скрыли его от Дани, он побежал. Теперь успех дела решает быстрота. Дани не сразу удивится его долгому отсутствию. Сначала она объяснит это их ссорой. Таким образом, по его расчетам, она не заметит исчезновения машины раньше чем через четверть часа. Кроме того, он хорошо знает эти места, а ей придется потратить минут тридцать — сорок, прежде чем она доберется до телефона.

Если он ошибся и машина действительно принадлежит ей, она заявит о пропаже в полицию. Тогда он проиграл. Еще минут десять уйдет на то, чтобы поднять на ноги первых жандармов. Прежде всего известят тех, что дежурят на северной автостраде и у въезда в Марсель. Они, конечно, заметят промчавшийся мимо них «тендерберд», на него нельзя не обратить внимание. Значит, сцапают его на дороге в Касси.

Итак, в лучшем случае у него есть один час для спасения. Маловато! Единственная его ставка была на то, что Дани Лонго не обратится в полицию или же, если и обратится, то не сразу. История, которую она рассказала ему вчера ночью за столиком, и впрямь какая-то непонятная, если, конечно, она не скрыла ничего.

Ведь когда человеку калечат руку, он поднимает скандал, если жандарм говорит ему, будто видел его утром, а это неправда, то он с ним не соглашается. Да и вообще у этой мисс Четыре глаза много и других странностей.

Филипп, слегка запыхавшись, вскочил в машину, вставил ключ в замок зажигания, почти в ту же секунду нажал на акселератор и рванул с места. За стеной деревьев, оглушенная стрекозами, она наверняка не могла услышать шум мотора. Он осторожно развернулся, дважды при этом съехав в кювет, так как машина была слишком длинная. Подумав о том, что в вещах Дани нет ничего, что могло бы ему пригодиться, а ее это здорово обременит и она задержится еще дольше, он вытащил ее чемодан, раскрыл его и отбросил как можно дальше. Вещи разлетелись по траве вдоль дороги. Брюки, которые были на ней накануне, образовали какое-то причудливое бирюзовое пятно, и он вдруг почувствовал, что ему неприятно видеть это. Он сказал себе, что сбрендил и даже хуже, но все же вышел из машины, поднял брюки, скомкал их, чтобы сунуть обратно в чемодан, и вдруг оцепенел: Дани неподвижно стояла перед ним, он не слышал, как она подошла. Потом он увидел, что это всего-навсего ее белое муслиновое платье, которое, зацепившись, повисло на одном из колючих кустов. Чертыхнувшись, он отшвырнул в сторону брюки, сел за руль и ринулся вперед.

Выехав на шоссе, он с радостью отметил, что на проселочной дороге, где он бросил Дани, ему навстречу не попалась ни одна машина. Южнее, меньше чем в двух километрах от этой дороги, проходила другая, пошире и в лучшем состоянии, и поэтому все предпочитали пользоваться ею. Кто знает, может быть, мисс Четыре глаза потеряет даже больше времени, чем он предполагает, прежде чем ей удастся сесть на попутную машину.

Филипп ненавидел женщин, всех женщин, но все-таки те, которые были наделены некоторой простотой, вызывали у него смутное чувство симпатии. А Дани Лонго трижды вызвала у него настоящую симпатию. В первый раз, когда при входе в гостиницу сказала: «Я не буду тебе в тягость, не беспокойся». Потом — когда они стояли перед конторкой, и она положила ему руку на плечо, словно он был ее братом и они находились во враждебном мире. И больше всего, когда за столиком он снял с нее очки. У нее было такое же беззащитное лицо, как сердце его матери, которая умерла в сорок лет, незамужней, не имея никакого утешения, кроме сидевшего у ее больничной койки ублюдка-сына, а он не сумел бы утешить даже паршивую бродячую собаку.

Надо поскорее забыть Мари-Виржини Дани Лонго, он ее и так достаточно одарил. Он подарил ей ее сумочку, чтобы она могла выпутаться из этой истории, ссору, чтобы впредь не верила басням первого встречного, и один час времени, чтобы отомстить ему. Что ж, у нее есть шансы на удачу.

Он стремительно спустился по северной автостраде, которая идет под уклон до самого Марселя, проехал по окружным бульварам и помчался по шоссе на Обань.