Дама выбирает кавалера

Мария Фёдоровна восседала в кресле в окружении трёх фрейлин, к которым присоединилась моя провожатая. На императрице было обычное чёрное платье, до конца жизни она будет носить траур по столь внезапно почившему супругу. Бальный вариант, конечно, был щедро украшен вышивкой и лентами, но всё же чёрными. Я оторвала августейшую особу от поедания красивейших воздушных пирожных в корзинке из песочного теста. Одно из них лежало расчленённое на тарелке, а Мария Фёдоровна поспешно промокнула губы при моём появлении.

Я, шурша всеми лентами на рукавах и подоле, сделала церемониальный книксен и выпрямилась перед императрицей. На подбородке у неё остался крем от пирожного.

– Нравится ли Вам праздник, мадемуазель? – Деланно поинтересовалась у меня эта женщина. Удивительно, она сидела, была гораздо ниже меня, но смотрела на меня всё равно так, будто я была на уровне её туфель.

– Очень мило. – Сдержанно ответила я, не совсем понимая, что именно от меня хочет императрица, не в состоянии оторвать взгляд от капельки крема на подбородке. Она недовольно поджала губы, подбородок с капелькой крема дёрнулся.

– С кем же Вы пришли, так ловко спрятавшись под маской? – Мария Фёдоровна чуть наклонила голову, подслеповато щурясь. Я молчала, конечно, не собираясь выдавать Голицына.

Почему-то мне на ум пришла одна байка, которую рассказывают о Софии Доротее Вюртембергской, которая после принятия православия стала Марией Фёдоровной. В ту злополучную ночь, когда заговор против её мужа, императора Павла, достиг своего логичного завершения – убийства, встал закономерный вопрос о престолонаследии. Придворные разбились на два лагеря: тех, кто желал, чтобы к власти пришла теперь уже вдовствующая императрица, и тех, кто возлагал надежды на Александра Павловича. На самом деле, выбор был достаточно очевидным, но молодой Александр, узнав, что отца на самом деле убили, расчувствовался и упал в обморок. Произошла короткая заминка, солдаты, собиравшиеся под стенами Михайловского замка, ждали присяги. Мария Фёдоровна ходила по тёмным коридорам в одном шлафроке и говорила по-немецки: «Я хочу царствовать».

Всю свою жизнь она не давала своим сыновьям, даже когда те становились хозяевами земли русской, спуска, и частенько старалась навязать собственное мнение.

– Не помню, чтобы среди Оболенских был хоть кто-нибудь столь же невоспитанный и наглый. – Продолжала императрица, не дождавшись от меня ответа. – Полагаете, Ваш отец гордился бы Вами?

Я дёрнулась, как от удара. Мария Фёдоровна, сама того не подозревая, попала ровно в цель. Увлёкшись своими приключениями, словно ребёнок, который впервые в жизни оказался в относительной свободе от родительского взора, я, к своему стыду, редко вспомнила про отца. Боялась думать о том, что ждёт меня по возвращении домой. Лишь пару лет назад мы с ним наладили отношения до таких, какие бы обычные люди называли «тёплыми». И мысль о том, что я, влезая на Олимп власти, исключительно ради собственного спасения, стану огромным разочарованием для него, ранила меня не хуже ножа.

– Я понимаю, что Вы, словно мотылёк, летящий на свет, хотите вкусить славы и благ, что дарует августейший двор. Сначала ловко забрались в дом к Толстому, теперь отчаянно пытаетесь понравиться Александру… – Продолжала императрица.

– Я не… – Попыталась возразить я. Вот уж мысль глупее некуда. Моя бы воля, я держалась бы от императора на расстоянии выстрела пушечного ядра.

– Молчите. – Оборвала меня Мария Фёдоровна. – Я вижу таких, как Вы насквозь. Скудоумные пигалицы, которые считают, что моему сыну нужны внебрачные дети…

Дверь позади меня со стуком распахнулась, полная желчи речь императрицы была прервана самым грубым образом. В будуар, стряхивая с плеча попытавшегося его остановить камердинера, вошёл граф, стягивая с себя маску.

– Пустите. – Кивнула императрица. На лице её возникла улыбка, под стать речи – ядовитая.

– Ваше Величество. – Граф прошёл вперёд, загораживая меня плечом от Марии Фёдоровны, поклонился.

– О, так это вы защитник сирых и убогих? – Я, внутренне усмехаясь, подумала, что странно слышать это от женщины, которая вошла в историю, как основательница целого ряда заведений по стране для сирых и убогих – больных, сирот, нищих. – Голицын, не ожидала, что Вы рискнёте взять во дворец любовницу.

– Ваше Величество, Вера Павловна честная девушка. И живёт в моём доме… – Это было ошибкой.

– О, она ещё и живёт у Вас? – Капелька крема дрогнула. – Не удивительно, что Авдотья…

– Прошу прощения, Ваше Величество. – Граф сильно повысил голос, не позволяя женщине договорить. – Нам уже пора идти.

– То, что Вы друг моего сына, Сергей Александрович, ещё не позволяет Вам себя так вести! – Взвилась Мария Фёдоровна, почти вставая со своего места.

– Прошу нас извинить. – Ещё раз поклонился Голицын, до боли схватил меня за руку и потащил прочь. Я даже не успела как положено попрощаться с императрицей.

– Сергей Александрович. – Попыталась воззвать я, пока граф, словно ледокол пёр сквозь толпу к выходу.