Дань псам

Дымка знала этот тон. И засомневалась. «Хватит ли нас? Хватит ли, чтобы совершить такое? Все ли у нас есть, что нужно?» Сегодня они потеряли мага и целителя. Лучших из пятерки.

«Потому что оказались беззаботными».

Дергунчик присоединился к ним, когда стражники окружили Баратола и Чаура. — Хва, Дым, — сказал он, — не знаю как насчет вас, но я вот, боги подлые, чувствую себя стариком.

Подошел сержант стражи. — Внутри так же плохо?

Никто не стал отвечать.

* * *

В шести улицах, за полмира отсюда, Резак стоял перед лавкой, продающей надгробные памятники и стелы. Набор стилизованных божеств, еще не освященных храмами, но уже готовых благословлять будущих покойников. Беру и Бёрн, Солиэль и Нерруза, Трич и Падший, Худ и Фандерай, пес и тигр, вепрь и змея. Магазинчик закрылся, и он глядел на плоские камни, ожидающие, когда на них высекут имена любимых людей. Вдоль одной из низких оград стоял ряд мраморных саркофагов, напротив — высокие урны с раструбами узких горлышек и пузатыми брюшками — они напомнили ему беременную женщину… Рождение в смерть, чрева, готовые сохранять остатки смертной плоти, дома тех, что скоро найдут ответ на роковой, последний вопрос: что там дальше? Что ожидает всех нас? Какие врата? Есть много способов задать этот вопрос, но вопрос всегда одинаков. Как и ответ. Люди часто говорят о смерти — смерти дружбы, смерти любви. В каждом слове — отзвук окончательности, поджидающей нас на краю… но это всего лишь эхо, подобие кукольного спектакля в мерцающих тенях. Убей любовь. Что потом? Пустота, холод, летящий пепел — но не окажется ли он плодородным? Где место, на котором угнездится семя, начнет прорастать? Не такова ли сама смерть? Из праха — новый росток… Приятная мысль. Утешительная мысль.

На улице еще двигался народ — ночные покупатели не спешили расходиться. Может, у них нет домов? А может, они мечтают о последней покупке, напрасно надеются, что она заполнит пустоту, грызущую их изнутри?

Никто не заходил в этот дворик, никто не желал вспоминать о том, что ожидает всех. Зачем он сам сюда забрел? Искал некоего утешения, какого-то напоминания, что для любого человека итог жизни окажется одинаковым? Можно ходить, можно ползать, можно бегать, но никому не дано повернуться лицом назад, не дано спастись. Во всем этом, даже в трюизме, что всё горе достается живым, остающимся позади и смотрящим на опустевшее место, можно найти род покоя, утешения. Мы проходим по тропе — иные идут далеко, иные быстро сворачивают — но тропа одинакова для всех.

Да, иногда любовь умирает.

А иногда ее убивают.

— Крокус Свежачок?

Он медленно повернулся. Перед ним женщина в роскошном платье, в горностаевом плаще на плечах. Овальное лицо, ленивые глаза, накрашенные губы… да, он узнает это лицо. Он знал ее в более молодом облике, почти ребенком — но сейчас ничего детского не осталось ни в глазах, ни даже в грустной улыбке полных губ. — Чаллиса Д’Арле.

Впоследствии, думая об этом мгновении, он видел мрачное предвестие в том, что она не поправила его, услышав старую фамилию.

Если бы он оказался внимательнее — что изменилось бы? Стало ли бы иным будущее?

Смерть и убийство, семена во прахе. Что сделано, то сделано.

Саркофаги раскрыли пасти.

Урны гудели, гулко и пусто. Каменные лица жаждут получить имена. Горе скорчилось у врат.

Такова была ночь Даруджистана. Такова была эта ночь везде и всюду.

Глава 12

Как же мне встатьЕсли рушатся стеныК востоку, где солнце восходит

К северу, лику зимыК югу, дающему звездыК западу — смерти дорогеКак же мне встатьЕсли ветры вступили в войнуОт зари убегаютДышат хладом и льдомСожжены поцелуем пустыниПыль с могил поднимаютКак же мне встатьЕсли рушится мир

И с любой стороныНет надежной защитыОт бряцающих лезвийОт взметенного войскаИ зачем мне стоятьПротив сил необорныхСодрогаясь при каждом удареСреди бури мученийЕсли все, чем владел яОтнято без пощады?Смелость не восхваляйтеИ железную стойкость

Дар свободы пылаетСлишком ярко, жжет рукиРвет нам сердце мечта о покое…Как же мне встатьСреди праха растраченной жизниПод бичом укоризныВ кровь рассекшим лицоТам, где лишь чужакиЗа моим паденьемСледят?«Лишь чужаки», Рыбак Кел Тат