Дань псам

— Слишком часто используемое оружие тупится и покрывается зазубринами.

Услышав это, грузный Анди поклонился: — А тогда, повелитель, оружие следует выбросить и найти новое.

— Не пришло еще время, Спиннок Дюрав.

Спиннок поклонился снова: — Мой Лорд, я полагаю, что в обозримом будущем вам не придется посещать Ассейл. Безумие, что там творится, кажется… замкнувшимся на себя.

Аномандер Рейк еще немного поглядел в лицо воина и кивнул: — Играй, друг. Следи, чтобы король прошел сквозь всё. Пока… — Он снова отвернулся к хрустальному окну.

Ему не нужно подтверждать свое согласие — это Спиннок Дюрав хорошо понимал. Он поклонился в последний раз и вышел, закрыв за собой двери.

Эндест Силан медленно ковылял по коридору. При виде Спиннока старик — кастелян поднял голову: — Ах, наш Лорд внутри?

— Да.

Улыбка старейшего Тисте Анди не показалась Спинноку подарком — столь натянутой и полной стыда, горечи она была. Но если для горечи у Эндеста есть основания — могучий некогда маг стал слабым — то стыдиться ему нечего. Однако… если Спиннок скажет это вслух, старик утешится? Вряд ли. Прозвучит как очередная банальность. Может быть, нужно что-то более… горькое, способное пробудить в нем самоуважение?

— Я должен доложить ему, — сказал от двери Эндест.

— Он будет рад, — выдавил из себя Спиннок.

Снова эта улыбка!.. — Я уверен. — Старик помедлил, быстро поглядев Спинноку в глаза. — У меня великая новость.

— Неужели?

Эндест Силан поднял защелку: — Да. Я нашел нового поставщика трупных угрей.

* * *

— Лорд такой-то, Сын сякой-то. Чепуха все, так? — Мужчина срезал перочинным ножичком последнюю шкурку с фрукта, швырнул ее на мостовую. — Я о том, — продолжал он внушать спутнику, — что он даж не человек, да? Просто еще один жутик, чернокожий демон с глазами мертвеца и все такое.

— Большой человек шкуру с мира сдирает, а? — сказал второй из сидевших за столом, подмигнув третьему (тот еще не произнес ни слова).

— Большой человек много чево могет, ты уж поверь, — пробурчал первый, разрезая фрукт на дольки и отправляя одну в рот на кончике ножа.

В этот миг к ним подошел официант, срезал прогоревший фитиль на лампе и вновь скрылся в полутьме.

Трое сидели на веранде одного из новых ресторанов (хотя «ресторан» — слово, мало подходящее к неровному ряду столиков и разномастных стульев). Кухня казалась всего лишь переделанной телегой; семья хозяина трудилась под парусиновым навесом вокруг гриля, бывшего когда-то конской поилкой.

Три из четырех столиков были заняты. Одни люди — Тисте Анди не любили принимать пищу на виду у всех, а тем более — лениво болтать над дымящимися кувшинами келика, пряного пойла из Бастиона, вошедшего в моду в Черном Коралле.

— Любишь ты болтать, — подколол второй мужчина, хватая кубок. — Но словами окоп не выроешь.

— Это не только ко мне, понял? — буркнул первый. — Я не первый сказал. Всякому ясно: едва Лорд Сын помрет, пропадет, как клятая тьма сгинет и мы вернемся к путевой житухе.

— Никаких гарантий, — сказал полусонным голосом третий.

— Да ясно, ясно. Если ты не видишь ясно, это твоя беда, не наша.

— Ваша?

— Да, точно.

— Значит, решил полоснуть его карманным ножичком по сердцу?

Второй подавился смехом.

— Они, может, долго живут, — пророкотал первый, — но кровь у них текет не хуже, чем у кого.

— Уж не говори, Бач, — ответил, сражаясь с зевком, третий, — если за словами нет твердой задумки.

— Не я тут главный, — признал названный Бачем, — но я среди первых буду, уж поверьте слову.

— Так кто?

— Не могу сказать. Не знаю. Вот так у них дела делаются.

Второй поскреб щетину на подбородке. — Знаешь, — подумал он вслух, — их тут явно не мильон. А из нас половина были солдатами в Домине. И никто же не отнял у нас оружия и доспехов?

— Полные дурни, — кивнул Бач. — За такую наглость придется заплатить, так?

— Когда следующая встреча? — спросил второй.

Третий неловко пошевелился на стуле. — Мы как раз туда собрались. С нами, Харек?

Едва трое встали и вышли, Сирдомин допил остатки келика, выждал еще двенадцать ударов сердца, потом поднялся, закутавшись в плащ, и тайком поправил меч в ножнах.

Замер, обратившись лицом прямо к северу. Закрыв глаза, произнес безмолвную молитву. Затем походкой пьяного направился примерно в ту сторону, в которой скрылись трое мужчин.

Глаза драконицы на высокой башне смотрели на все, их фацеты отражали сцены с каждой улицы, с каждой площади: суета на рынках, женщины и дети, развешивающие белье на крышах, прохожие между зданий. Весь город кишел в этих глазах.

Где-то там, за пределами Ночи, солнце изливало свет, породив знойное утро. Свет обрисовал столбики дыма над походными очагами вдоль разбитой прибрежной дороги. Пилигримы тут и там нарушали покой тракта, топча наметенные ветром змейки чистого золотистого песка, направляясь к Великому Кургану.