Дань псам

Гм. Что же, он сделал что положено, бросил монетки в храмовую чашку, все такое; и пусть молитвы даруют ей благословенный рай материнства. Женщина обмякла, распласталась на постели, постанывая, а он слез на холодный дощатый пол и залез под кровать. Костяшки пальцев уткнулись в большой и длинный ящик. Нащупав ручку, Торвальд вытащил его.

Женщина застенала: — Не пересчитывай, муженек. Ты все портишь, когда так делаешь!

— Я не считаю, женщина. Я краду. Оставайся здесь. Закрой глаза. Не шевелись.

— Глупо как-то звучит, не находишь?

— Заткнись, или я снова сделаю это.

— А-а! Снова принял эликсир?

Он взломал замочек острием кинжала. Внутри, очень удобно — для него — разложенное в мешочки, таилось подлинное сокровище. Целое богатство в драгоценных камнях, украшениях и золотых консулах. Он торопливо собрал добычу.

— Ты считаешь!

— Я тебя предупредил. — Он снова залез в постель. Опустил взор — и понял, что начало не обещает долгого продолжения. «Боги подлые, всегда у меня так…» — Слушай, — сказал он, — мне нужно еще эликсира. В конторе. Не шевелись.

— Не буду. Обещаю!

Он поспешно пробрался по комнате, прижал ухо к двери в коридор.

Тихое, неспешное звяканье бамбуковых спиц.

Торвальд вложил кинжал в ножны, перевернул рукоятью вниз. Открыл дверь и поглядел на волосистую макушку охранника. Сильно ударил. Рукоять затрещала, стражник осел на стуле, а потом грудой сложился у его ножек.

Кошка поджидала в библиотеке.

* * *

«Дядя Раз, Дядя Два, Папы Нет. Тетя Раз, Тетя Два, Мамы Нет».

Сейчас присутствовали и были настороже Дядя Раз, Тетя Раз и Двоюшки Раз, Два и Три. Двоюшка Раз подошел ближе, почти на расстояние быстрого, крепкого тычка локтем. Он любит так делать; к тому же попутно он хочет взять луковицу из кучки на столе. Но малец знал привычки Раза — у него был для изучения целый год, полный синяков — и поэтому как бы случайно сделал шаг в сторону, лучезарно улыбнувшись Тете Раз. Та ворковала над нежданным богатством, Дядя Раз сидел напротив. Малец был готов смущенно моргнуть, едва Дядя поднимет на него глаза — но сейчас не моргал, ибо точный расчет времени — это все, как не устает повторять Дядя Два. К тому же нужно следить за Двоюшкой Раз, ведь первый его замысел не удался.

Двоюшке Раз (которого прозвали Цапом) придется напрячь мозги, вырабатывая более хитрый план. Кажется, что хитрости взяться неоткуда — мозги Цапа отличаются вялой тупостью — но ему словно бы демоны помогают, наперебой подсказывают жестокие идеи. Цап не остановится, это ясно. Нет, он запомнил и начал планировать. Чем дальше, тем хуже будет.

Но сейчас ему нет дела до Двоюшки Раз, да и вообще ни до чего, что может случиться вечером или завтра утром. Он ведь принес домой еду, целую охапку еды, доставил ношу под радостные крики облегчения.

Человек, в честь которого он был назван, человек давно умерший, тот, что не был Дядей Раз или Дядей Два — но, разумеется, был не Папой, а Дядей Три — ну, этот человек мог бы гордиться мальчиком — одноименником, который помогает семье держаться вместе.

Подхватив себе луковицу, малец Харлло пробежал в безопасный уголок единственной комнаты и, за миг до того как впился в лакомство, поймал взгляд Дяди Раз и кивнул, подмигнув, в ответ.

Как вечно твердит Дядя Два, расчет времени позволяет человеку измерить мир и найти в нем свое место. Расчет — это не мир «может быть», расчет — это мир «да» и «нет», «так» и «этак». «Сейчас» или «завтра». Расчет — свойство зверей, ловящих других зверей. Он свойственен тигру с неподвижным, следящим взором. Он свойственен и жертве, когда охотник становится добычей. Это как с Двоюшкой Раз: каждый миг — охота, дуэль, битва. Но Харлло изучил путь тигра, спасибо Дяде Два, у которого даже кожа становится тигровой, едва пробудится холодный и неумолимый гнев. У него глаза тигра. Он — самый храбрый и мудрый человек в Даруджистане. И он — единственный, кроме самого Харлло, кто знает: Тетя Два — вовсе не Тетя, а Мама. Пускай она этого не признает, никогда не произносит вслух, никогда не подходит к своему единственному ребенку, сыну Насилия. Когда-то Харлло думал, что Насилие — имя Папы; но теперь он узнал, что Насилие — не имя, а то, что люди делают друг другу. Как локтем под ребра и еще хуже. Вот почему Мама остается Тетей Два, вот почему в редкие визиты она не встречает его взор, как Харлло не пытается, вот почему она не говорит ничего, а если говорит, голос звенит гневом.

«Видишь ли, Харлло, тетя Стонни ненавидит слова», объяснял Грантл. «Когда слова подкрадываются слишком близко к тому, что она скрывает».

Да, он видит. Он много чего видит.

Цап заметил его взгляд и скорчил страшную рожу, обещая скорую расправу. Младшая сестра Цапа, Мяу, смотрела с края стола, смотрела и не понимала — да и куда ей, в три года от роду. Двоюшка Три, которую звали Хныка, лежала скрытая в колыбельке и пеленках, в полной безопасности от всего, как и подобает младенцам.

Самому Харлло было пять или почти шесть. Он уже стал высоким — долговязый, шутил Грантл, долговязый и тощий. Именно так растут мальчики.