Дань псам

Они шли сквозь толпу, и лица мелькали в переплетениях дрожащего света. Разухабистые песни на местном языке, кувшины и фляжки, даримые с пьяной щедростью. Громкие приветствия, кучки бродяг на углах, руки, шарящие под рваными одеждами. Запах секса повсюду. Баратол остановился и повернул голову. Сциллара усмехалась. — Ты завел нас в самые необычные места, Баратол. Что, улица позвала?

Чаур стоял около ближайшей парочки, разинув рот и бессознательно качая головой в характерном ритме.

— Боги, — прошептал Баратол. — Я и внимания не обратил.

— Как скажешь. Ясно, ты был на корабле слишком долго и совсем один, готова поклясться. Или Злоба решила…

— Нет, — сказал он сурово. — Злоба ничего такого не решала.

— Что же, тогда город позвал тебя восторгами плоти! Точнее, вот эта улица…

— Прекрати, прошу.

— Ты не подумал, что и мне здесь неуютно?

Баратол поморщился, кивнул на Чаура: — Его тоже беспокоит…

— Нет! Он восторгается. Почему бы нет?

— Сциллара, тело у него мужское, но разум детский…

Улыбка Сциллары увяла. Она задумчиво кивнула: — Знаю. Неловкий.

— Лучше нам уйти.

— Правильно. Найдем где-нибудь ужин — а потом будем строить планы. Но, полагаю, вопрос еще не снят — он ведь учуял запах всего этого.

Подойдя к Чауру с двух сторон, они развернули его и повели в сторону. Сначала дурачок сопротивлялся, но затем ускорил шаг, присоединив к ближайшему хору громкое мычание, вполне соответствующее по настрою более связному пению горожан.

— Ну, разве мы не заблудились? — сказала Сциллара. — Нужно найти для себя цель… всей жизни. Да, давай обсудим наш главный порок. Никогда не думаем, что будет завтра или через день. Что делать с остатком жизни, вот ценный вопрос.

Он застонал.

— Серьезно. Если бы ты хотел получить что-то одно, тогда что именно?

«Второй шанс». — Бессмысленный вопрос, Сциллара. Я открою кузницу, буду работать день и ночь. Начну честную жизнь.

— Вот с чего надо начать. Список необходимых дел. Оборудование, расположение, взносы Гильдии и так далее.

Он видел, что она старается. Усердно пытается сдержать свои чувства сейчас, и в следующий миг, и в последующий… сколько сможет.

— Я не приму платы, Сциллара, но приму от тебя дар. И дам свой в ответ.

— Отлично. Я готова принять твою помощь и всё такое.

— И хорошо. Смотри: там дворик со столами, я вижу толпу народа. Все едят и пьют. Можем постоять у столика, подождать, пока не уползет какой-нибудь бедняга. Думаю, недолго.

* * *

Дымка отвела босую ногу от паха Хватки и не спеша выпрямилась на стуле. — Осторожно, — пробормотала она, — погляди на троицу, что стоит вон там.

Хватка скривилась: — Ты всегда будешь позорить меня на людях, Дым?

— Не глупи. Ты просто-таки сияешь…

— От смущения. И погляди на Дергуна — у него лицо что панцирь у печеного краба.

— Всегда так.

— Мне все равно, — сказал Дергунчик и облизнулся. — Мне все равно, чем вы заняты на людях и в любимой своей комнате, той, в которой тонкие стены и скрипящий пол и щель в двери…

— Двери, к которой ты прямо прикипел, — фыркнула Хватка, только теперь повернувшаяся, чтобы разглядеть новых посетителей. Она вздрогнула и пригнулась над столом. — Боги подлые. Нет, этот медведь выглядит знакомо.

— Я пытаюсь починить. Работаю аж все время…

— Ты больше работаешь глазом, прижимаясь к щели, — сказала Дымка. — Думаешь, мы не знаем, когда ты там потеешь и кряхтишь как…

— Тихо! — зашипела Хватка. — Вы не слышали? Я сказала…

— Да, он похож на Калама Мекхара, — сказал Дергунчик, тыкая ножом в остов курицы посредине тарелки. — Но он ведь же не Калам? Слишком высокий, слишком большой, слишком дружелюбный с виду. — Он нахмурился и подкрутил ус. — Кто нам подсказал сегодня ужинать здесь?

— Тот бард, — ответила Хватка.

— Наш бард?

— Да, на остаток недели.

— Он рекомендовал?

— Сказал, мы могли бы поужинать здесь ночью, вот и все. Это рекомендация? Может, да, может, нет. Он странный тип. Еще сказал, здесь не закроют до утра.

— Цыпленок слишком тощий. Не знаю, как они ощипывали проклятого, но я до сих пор перья жую.

— Надеюсь, ты не притронулся к ножкам. Они их даже не мыли.

— Конечно, мыли! — возмутился Дергунчик. — Это был соус…

— Соус бывает красным. А на его ногах что-то бурое. Если хочешь, чтоб тебя стошнило, Хватка — погляди, как ест Дергун.

— Ножки были самым вкусным, — заявил фалариец.

— Ясно, он с Семиградья, — заметила Хватка. — Как и остальные.

— Толстуха любит ржавый лист.

— Если она толстая, Дергун, то я тоже.

Дергунчик отвел глаза.

Хватка ударила его кулаком в висок.

— Ох, за что?!

— Я ношу доспехи и толстый ватник, забыл?

— Ну, а она нет. Правильно?

— Она прекрасна, — заявила Дымка. — Готова поспорить, она редко когда стыдится.

Хватка послала сладкую улыбочку: — Почему бы не подойти, не проверить?

— О, ревнивая.

Дергунчик вдруг заерзал на стуле: — Если у тебя ноги очень длинные, Дым — достань обоих сразу! Я бы мог…

В стол перед отставным сержантом вонзились два ножа. Он выпучил глаза, кустистые брови высоко взлетели. — Просто идея. Не надо так заноситься. Обеим.

— Возможно, он все же другой Калам, — сказала Хватка. — Коготь.