Даниелла

— Я не одна, господин Брюмьер ждет меня неподалеку отсюда. Что же касается участия моего к вам, то оно неподдельно, потому что, как бы вы ни приняли меня, я никогда не пропущу случая оказать вам все зависящие от меня услуги.

— Неужели такое поспешное сообщение неприятности, по-вашему, считается услугой?

— Да, конечно, если это может пригодиться.

— Но если ни на что не годится?

— Доброе намерение все-таки остается. Я предупредила вас: теперь от вас зависит оставлять Даниеллу в заблуждении, которого вы уже не можете разделять. Судя по тому, что вы говорили нам об аббате Вальреге, и говорили с жаром и убеждением, я не могу предполагать, чтобы вы хотели ослушаться его.

— Это уже мое дело и нисколько вас не касается. Но не можете ли вы сказать мне, какие причины побуждают моего дядю противиться моему браку?

— Причины очень важные, если основание их справедливо. До него дошли очень неблагоприятные слухи насчет Даниеллы.

— Лорд и леди Б… уверят его в противном.

— Конечно, и я также. Я не могла упрекнуть эту девушку ни в каком важном проступке, во все время ее служения при мне. Но мне неизвестна ее прошлая жизнь.

— Мне она известна, и дядюшка поверит мне на слово. Прикажете проводить вас к Брюмьеру?

— Не нужно. Прощайте. Подумайте!

Она исчезла. Едва я успел затворить ворота, как Даниелла вышла ко мне с озабоченным видом.

— Кто это приходил? Я думала, Оливия…

— Это и была Оливия, — отвечал я, решившись не сообщать ей неприятной вести, принесенной Медорой. — Ей нельзя было войти, но она мимоходом спрашивала, не надо ли нам чего.

Когда мы возвратились к Фелипоне, уходившему через pianto и подземелье (это кратчайший путь, другого он и знать не хочет), я остановил его, чтобы объявить, что завтра же решился жениться.

— Так что ж? Fiat voluntas tua, — сказал он со своей обычной решимостью и веселостью. — Стоит только найти двух свидетелей. Один уже есть, — прибавил он, положив руку на свою широкую грудь. — Другого будет не так легко найти: не многие захотят ссориться с попом. Да ничего, утро вечера мудренее! Приходите ко мне, через подземелье, ровно в шесть часов. А теперь прощайте, спокойной ночи! Мне надо быть на ногах до свету.

— Что же ты сейчас не идешь во Фраскати? — спросила Даниелла. — Теперь еще не поздно и все уже дома.

— Э, нет, — возразил он, — когда требуешь от человека услуги немножко щекотливой, не следует давать ему целую ночь на размышление.

Он удалился. Даниелла бросилась в мои объятия и умоляла также подумать о принятом решении. Ее пугало молчание дяди, она боялась навлечь на меня горе.

— Подождем еще несколько дней, — говорила она, — не получим ли мы, наконец, ответа, который успокоил бы и развеселил нас к прекрасному дню нашей свадьбы.

— Что нам дожидаться! Будем теперь же спокойны и веселы, — отвечал я ей. — Если мне и предстоит какая-нибудь семейная неприятность, то она не значит ничего в сравнении с тем, что ты вытерпела для меня. Дядя мой не имеет никакого законного права препятствовать моему браку. Во всяком другом случае воля его могла бы иметь надо мной большую власть; но настоящее обстоятельство для меня выше всяких соображений. Подумай, Даниелла, что ты носишь в себе существо, которое я уже люблю страстно. Я уже могу сказать, что вас двоих люблю больше всего на свете! Кому же я больше принадлежу, скажи сама? И к чему я стану выжидать всех этих переговоров, которые между нами ничего не могут изменить и кончатся тем же. В прошлую ночь мне снилось, что я слышу какой-то ангельский голос. То был голос моего ребенка; он говорил мне: «Я существую; я уже нахожусь в черте твоего существования; Бог дал меня Даниелле для тебя». Суди, могу ли я ждать хоть один день? Дитя наше завтра же может прошептать мне во сне: «Так ты не хочешь меня?»

— Да, да, завтра! — вскричала Даниелла с увлечением. — Обвенчаемся завтра же! Ничто не разлучит нас, никто не скажет: вот бедный ангелочек, непрошенный, нелюбимый, пришел на землю!

В шесть часов утра мы отправились к Фелипоне. Жена его все еще в Пикколомини, где она продолжает ухаживать за леди Гэрриет. Это не очень нравится мызнику. «Но так Винченце захотелось, — говорит он, — хоть она здесь ни в чем не терпит недостатка, однако, видно хочет заработать денег на наряды».

— А ты нашел другого свидетеля, крестный? — спросила его озабоченная Даниелла.

— Нашел, — отвечал он. — Мы его захватим по дороге. Ты, figlioccina, ступай вперед и пробирайся к приходской церкви через дальние слободы. Жених твой пройдет поближе, а я обойду через городские ворота. Как только заблаговестят к обедне, каждый из нас должен уже быть у одной из трех церковных дверей. Я войду первый и подам вам знак. Вы за мною замечайте, и идите в мою сторону через боковые приделы. Таким образом, мы вместе подойдем к ризнице, не возбудив внимания священника, не то он, пожалуй, сыграет с нами какую-нибудь штуку, чтобы помешать нам подойти к нему вовремя.

— Но где же другой свидетель? — повторила Даниелла.