Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

К сожалению, это общая проблема. Даже полная взаимной страсти семейная жизнь, которая начиналась в полном согласии, может однажды обернуться тюремной камерой. Это происходит очень медленно, и нередко трудно понять, когда и как начинают возводиться тюремные стены. Постоянно случаются какие-нибудь внешние неприятности вроде переживаний по поводу денег, работы, детей, родственников, болезней, а поскольку у пары не хватает ни времени, ни опыта справиться с раздражением, то тревога накапливается, незаметно переходя в обиду, потом в раздражение, и в итоге все заканчивается общим озлоблением. Со временем становится сложно выражать свои чувства, потому что любое высказанное мнение приводит к спорам и даже отторжению — по этой причине люди стараются не поднимать вообще сложных тем. И вот два когда-то любящих друг друга человека, не успевая оглянуться, уже живут разными жизнями. Дверь оказывается распахнутой, чтобы вошел кто-то другой и попытался восполнить то, что было утрачено.

Когда отношения портятся, в этом нет вины одного человека. Оба совершают поступки и говорят вещи, которые только усугубляют разногласия, отдаляя людей друг от друга. Муж Робин по натуре был перфекционистом. Он критиковал, осуждал, требовал, чтобы она во всем его слушала. Сначала она даже не осознавала, что и ее поведение тоже не шло на пользу их отношениям: она замыкалась в себе, часто сидела в своей комнате, отдалялась, начала врать и уходить из дома. Правда, ее интрижку на стороне трудно считать основным секретом. Самое главное, она держала в тайне от мужа не только то, что несчастлива, но и все, что с ней происходило и что она переживала: свои победы, неудачи, огорчения, радости, стремления и тоску. У Робин вошло в обыкновение проявлять скрытность, и это стало ее первым секретом от мужа.

Честность начинается с умения говорить правду самим себе.

Я сказала Робин, что, если она захочет, я продолжу принимать ее, но только при одном условии: она приостановит отношения с любовником, поскольку ей предстоит работать над тем, чтобы научиться быть в честных отношениях с самой собой.

Я познакомила ее с двумя упражнениями. Но не сразу. Сначала ей понадобилось освоить первое: я называю его «Показатели жизнедеятельности». Это быстрый способ проверить свой внутренний климат и эмоциональный настрой, измеряя душевную температуру, которую мы транслируем во внешний мир. Мы всегда находимся с ним во взаимодействии, даже когда не произносим ни слова. Мы не делаем этого только в одном случае — когда впадаем в кому. Несколько раз в день делайте над собой сознательное усилие и прислушивайтесь к своему телу, спрашивая себя: «Какая я сегодня? Мягкая и теплая? Холодная и жесткая?»

Перед моей пациенткой открылась нелицеприятная правда: очень часто она, Робин, была суровой, жесткой и закрытой. Через какое-то время измерение душевной температуры вошло у нее в привычку, и это помогло ей стать мягче. Тогда я рассказала Робин о втором упражнении, которое называю «Разрыв шаблона». Оно учит осознанно заменять привычную реакцию чем-то другим. В минуты, когда Робин хотелось отстраниться от мужа, она, наоборот, заставляла себя оставаться рядом с ним, смягчать взгляд и с любовью на него смотреть — такого ей уже давно не приходилось делать. Первое время это давалось ценой сознательного усилия над собой. Но однажды за ужином она с нежностью взяла его руку.

Робин сделала маленький робкий шаг к близости. Если они хотели восстановить отношения, им еще многое предстояло исправить. Но начало было положено.

Исцеление не наступит, пока мы прячем или отрицаем то, что происходит в нас самих. Наши поступки и переживания, случившиеся с нами события — все это замалчивается или тщательно скрывается, словно они становятся заложниками, которых мы держим в подвале своей души. Но с каждым разом все более отчаянно они пытаются привлечь наше внимание.

Мне знакомо это — долгими годами я скрывала свое прошлое, замалчивая все, что произошло со мной, жила, не обнаруживая ни горя, ни гнева. Когда мы всей семьей — Бела, я и Марианна — бежали после войны из Европы от коммунистической власти и приехали в Америку, мне хотелось стать нормальной, быть как все. Я не хотела походить на потерпевшую кораблекрушение женщину, не хотела быть матерью, «которая пережила холокост». Я пошла на швейную фабрику, где обрезала на детских трусиках торчащие из швов нитки, и мне платили семь центов за дюжину трусов; я работала молча, боясь произнести вслух лишнее слово, чтобы не услышали моего акцента, так как стеснялась своего ломаного английского. Я просто хотела вписаться, хотела, чтобы меня признали своей. Мне не хотелось, чтобы люди жалели меня. Не хотелось обнажать свои шрамы.