Дар

— Какое там! На четвертые сутки после третьей операции у нас стали требовать этот комплекс срочно обратно. Андрей, ну, это тамошний главный, объясняет, что мы человека не вытянем на том, что есть, что не довели до уровня перевода, а им говорят — ну у вас же там шестерка была какая-то, возьмите и переложите. Двое суток всего выдрали, дальше, с большим риском, переводили на шестерку.

— Рыжий, а ты не можешь… с самого начала? — попросил Ри. — Понимаю, что тяжело, что ты не хочешь про это говорить, наверное, но… ты же понимаешь…

— С портала?

Ри кивнул.

— Мне это важно. Рыжий, расскажи, — попросил он. — Я должен знать.

— А про Тлен?

— Про Тлен расскажете завтра, вдвоем. Это нужно вдвоем. А про портал — лучше ты. Я не хочу, чтобы он, лишний раз дергался, — Ри кивнул в сторону спящего Ита. — Ему, по-моему, более чем достаточно.

— Это не то слово. Ну, давай расскажу… Мы вышли после вас, и первым, что мы увидели, был свет. И звук — его ни с чем не спутаешь.

Кира, Скрипача, и Брида с Тринадцатым спасла военная выучка Кира — он успел сбить с ног рыжего и упасть сам. Стреляли совсем недолго, секунд через тридцать выстрелы смолкли. Кир поднялся, и увидел, что к ним бегут. А Скрипач, поднимаясь, видел уже другое.

— Ри, прости, но я не думал, что ты жив, — рыжий опустил голову. — И считку с твоими мозгами на бетоне я тебе не дам, извини. Нет, я понял, что ошибся, примерно через минуту, — поспешно поправил он себя, — но эту минуту я считал, что ты… что тебя больше нет.

— А Ит?

— А что — Ит? Можно подумать, я раненых не видел. Он был жив, мало того, в сознании, и я тут же понял, что мне даже обезболить его нечем, а на «не больно» нас взять нельзя, мы не гипнабельны…

— И?..

— Через минуту добежали первые из того отряда, половину которого он расстрелял. Ну, уложили нас с Киром мордами вниз. Мы не сопротивлялись, только просили, чтобы вызвали врачей, — рыжий невесело усмехнулся. — Потом подошел кто-то еще, видимо, из официалки, и нам влепили из парализаторов, а дальше я помню только куски какие-то. Я пытался спросить, живы ли вы, мне никто не отвечал, в общем полная муть, Ри, не спрашивай. Потом… наверное, через час где-то, нас повезли в тюрьму. Там разделили, мелких утащили куда-то, нас развели по камерам. А дальше был допрос, кольцевой, длительный, им надо было понять, как мы это сделали, как сюда попали… причем допрос был, ясное дело, под хорошей дозой химии.

— Били?

— Конечно, били. Но почему-то не покалечили, я даже удивился. После этого допроса отвели в камеру, и вот тут я понял, что попали мы конкретно. Про высшую степень защиты слышал?

— Кое-что слышал. От вас в том числе.

— Ну и вот…

Высшая степень защиты, Ри, это четыре уровня. Первый — механический, то есть камера укреплена. Точнее, она сделала из материалов, которые технически очень сложно разрушить. Второй — биологический, то есть тебе устанавливается «сторож», в кровь вводится неактивная комбинация, которая остается неактивной только тогда, когда «сторож» её фиксирует и подавляет. Третий — активный, то есть камера без вмешательства извне контролирует твои действия, включая защиту при любом нерегламентированном поступке. Например, подойти к двери и положить на неё руку — нерегламентированный поступок, и камера начинает тут же реагировать. Включает термозащиту. Воздействует на тебя физически. Четвертый уровень — ментальный. Отслеживается всё. Даже то, что ты видишь во сне. И никакой выход, даже вне тела, невозможен. Система тут же остановит тебе сердце, активировав «сторожа».

— Замок, — вдруг сказал Ри. — Замок в прошлой инкарнации был такой камерой! Рыжий, точно!!! Такие же принципы, просто камера побольше.

— Возможно, — пожал плечами Скрипач. — Это оправдано в том случае, когда надо посадить на цепь того, кого трудно посадить на цепь. Так что более чем возможно. В таких камерах держали всех — Джесс, Берту, Фэба, Кира, меня, мелких. Хуже всего, что там постоянно было холодно, и кормили очень плохо. Подозреваю, что они просто боялись нас кормить. Два раза в сутки включался синтез, и давали что-то вроде каши, причем эта каша просто вываливалась на пол рядом с нишей, в которой была вода. Там в стене была пластина синтеза. Снаружи засыпалась какая-то отрава, а потом через синтезатор — к нам. Даже этот доступ был перекрыт. Ну и вентиляция… хреновая, скажем так. Мне кажется, эти камеры были не очень новыми, и за ними плохо следили, потому что часть вводов просто не работала. Они с иголку толщиной, эти вводы, но нет, нас же боялись настолько, что даже их починить было не с руки.

Три месяца, Ри. Я сходил там с ума три месяца, в этой камере. Потому что я ничего не мог видеть, кроме луж крови на бетоне, и ничего не чувствовал, кроме ужаса. Самое худшее — неизвестность. Но я понимал, что нужно держаться как-то. Что если я сдамся, то… то они выиграли. А еще… — он вдруг усмехнулся. — А еще я начал вдруг чувствовать Терру-ноль, и стал вспоминать что-то бесконечно далекое от того дерьма, в котором мы оказались.

— Например, что? — с интересом спросил Ри.