А он, раздразненный острым запахом агрессии, ринулся на них.
Женский визг ввинтился в звуковой монолит звериного рычания.
– Помогите!
«Дурочка, я ведь и так тебя защищаю!» – мелькнуло в его голове.
– На помощь! Убивают!
«Убью гадов!» – ещё одна саморождённая мысль.
Их странный диалог, составленный из её воплей и его мыслей, продолжался бы Бог знает сколько времени, но…
Топот ног… Мужские окрики… Снова женский крик, но гораздо тише, успокоенней…
– Вот он… Да, он! Полез меня лапать, а потом кинулся на пол и…
– Да что это с ним? Неотложку вызывайте.
– Концерт сорвал, сволочь.
– Так, пусть танцоры ещё что-нибудь покажут. А потом отправь Павла, пусть объявит: у певца сердечный приступ. Урод, билеты возвращать придётся! Да держите его кто-нибудь, он сейчас себе башку о стол разобьёт! Куда, куда казённую мебель портить! Да куда ж он бежит, твою… Эй, стой, эй! Держите его, гримёрку разворотил, гад!
– Я зашла пудру взять, оставила здесь. Там Сидоров гримируется… А тут этот ворвался и набросился…
– Стой, говорю!
Враги валялись на полу. Одному он проломил голову стулом. Другой встретился затылком с дверным косяком. Третий огрёб по шее ножкой стола.
Он вытер взмокший лоб рукой. Краем глаза отметил стекающую с ладони алую жидкость.
Нормально. На войне без жертв не обойтись.
Ещё мгновение он созерцал поле своего боевого триумфа. И вдруг со всех сторон навалилось неизвестно что.
Невидимая и непреодолимая сила скрутила его и потащила прочь.
Прочь от с кровью одержанной победы.
Прочь от неё.
Он сопротивлялся изо всех сил, но бесполезно…
Последнее, что он увидел через неподвижную раму дверного проёма, была она. Она, застывшая прекрасным изваянием посреди груды мебельных останков.
Прижав руки ко рту, она смотрела на него со смесью ужаса и сострадания.
Так смотрят на безнадёжно больного человека.
Кроме неё, в комнате никого не было.
Глава 19. Исток
Прошлое победить невозможно.
Оно жило внутри её души, питаясь ресурсами настоящего и умножая боль будущего.
Она терпела эту боль многие годы.
Терпела, как могла.
Но приходит пора всему измениться.
Её боль должна сменить статус.
Она не принадлежит только ей одной.
Её боль – это слёзы тысяч, миллионов детей.
Слёзы, орошающие подушки.
Её боль – это слёзы матерей.
Слёзы, выжигающие рубцы на не простивших своё предательство сердцах.
Она должна перестать скрывать свои слёзы.
Её мальчик пролил их достаточно, чтобы перестать страдать.
Она найдёт его и вымолит прощение.
Она надеялась, она изо всех сил старалась поверить: он простит её.
Но червь сомнений глубоко окопался в душе.
Сможет ли он простить её, если она никогда не простит себя сама?
Лицемерное прощение не привлекало её.
Лицемерия с неё более чем достаточно.
Вся её жизнь была одним сплошным лицемерием.
Увидев входящую в дверной проём дочь, она вздрогнула.
Вот она, воплощённая ложность её личного бытия.
Воплощение её ненависти к себе и миру.
– Кто-то перевёл мне на счёт два миллиона долларов.
Ярость поднялась девятым валом в ответ на слова дочери.
– Не знаю, кто это. Но я смогу оплатить операцию по пересадке почки!
Она крепко сжала челюсти, сдерживая рычание ненависти.
– А ты станешь бабушкой! С двумя почками выношу и рожу ребёнка!
Титаническим усилием воли ей удалось изобразить улыбку.
Ту самую, что сопровождала её на протяжении всего «удачного» материнства.
Все вокруг восхищались её «идеальной» семьёй.
Муж – известный бизнесмен. Дочь – красавица. Учится на адвоката. Сильная и независимая, сама оплачивает себе обучение, работая визажистом.
Не семья – сказка. Не жизнь – сплошной праздник.
Но никто не знал, даже батюшка, у которого она исповедовалась, что всю жизнь она ненавидела собственную дочь.
Ненавидела за ту счастливую жизнь, которую та жила вместо своего брата.
За выбор, добровольно совершённый однажды и испортивший ей всё отпущенное на Земле время.
За невозможность его отменить.
За сам факт её, более молодого и цветущего женского существования.
За то, что в дочери она каждый Божий день видела отражение себя.
Это несправедливо, что её дочь, рождённая благодаря её жгучей ненависти к жизни с недоразвитой почкой, продолжит род!
Она мечтала оборвать навсегда бессмысленную цепь новых рождений.
Её месть Богу не свершилась.
Глава 20. Номер 2. Многослойность реальностей
Да, она еще не познала радости материнства, но всё равно не понимала: как можно до умопомрачения любить своего ребёнка?
Мать буквально душила её заботой.
Гиперопека – вычитала она в психологическом словаре.
Но там же было написано, что чрезмерно заботятся о ребёнке матери, подсознательно его ненавидящие.
Она ещё раз взглянула на тревожное лицо матери.
После озвучивания вести о неизвестно откуда свалившемся богатстве и возможном рождении первенца, та бурчит об осложнениях, об угрозе для жизни матери с пересаженной почкой…
Мать её ненавидела? Чушь… За что?
У них в семье всё благополучно, есть и было…
Или не всё?
Тень мрачной тайны, ощущение давления преследовали её с раннего детства.
Наверное, поэтому она, заблудившись в поисках смысла жизни, едва не угодила в ловушку секты…