Дар

Он хотя и кивнул, но не поверил ни одному моему слову. Кроме того, он обладал хорошим интеллектом и был блестящим оратором, так что малыми средствами ему удалось повесить на меня его собственную печаль.

Тогда по моему настоянию мы позвонили его маме в Сомали, где из-за разницы часовых поясов было на два часа позднее. И хотя Мануэль уверял меня, что он чуть ли не каждый вечер переговаривается с ней по телефону, я хотел при этом присутствовать, ведь как-никак я был его послеобеденным опекуном – и кроме того, еще его отцом.

Алиса тут же взяла трубку и дышала тяжело – как загнанная; должно быть, она синхронно оперировала сразу пятерых африканцев.

– Привет, Гери, у вас все в порядке?

– Да, все о’кей, твой сын хочет обменяться с тобой парой слов, – сказал я и протянул ему телефон.

Это было действительно подло с моей стороны – так его подставить, – и он скорчил гримасу, но в конце концов я успешно установил контакт сына с матерью. Правда, моему слуху перепадали лишь обрывки разговора.

– Привет, мама. – Да, хорошо. – У Герольда в кабинете. (Все-таки назвал меня Герольдом, а мою нору – кабинетом.) – Холодно. – Нет, солнце. Солнце и облака. – Да. – Математику. – Да. – Да. – Да, я. – Даааа, обещаю тебе.

Тут он покосился на меня снизу вверх. Должно быть, она требовала, чтобы он был со мной дружелюбней.

– Нет, еще нет. – Не знаю. – Скажи это ей.

Это было интересно. Должно быть, они говорили о тете Юлии.

– Сегодня? – Сегодня мне еще нужно к стоматологу. – Нет, с Герольдом. – Да, он пойдет со мной. – Да, правда. – Да, я ему скажу. – Да. – Пока. – Да, я сделаю.

Он по-мальчишески грубовато протянул мне телефон.

– Что ты должен мне сказать? – спросил я.

– Что очень мило с твоей стороны идти со мной к стоматологу.

– К стоматологине, – поправил я. – Но твоя мама права, это очень мило с моей стороны.

В логове красивой львицы

Что касалось докторши с короткими светлыми волосами и восхитительным – что бы назвать в первую очередь? – ну, с восхитительным восьмидесятиградусным переходом от восхитительного края подбородка к восхитительному началу шеи, той докторши, которая после третьей и решающей двери гостеприимно протянула нам руку, чтобы самым сердечным образом приветствовать нас в ее уютно пахнущей лекарствами мастерской, то речь шла о госпоже Ребекке Линсбах, тридцати семи лет, неопределенного семейного положения, вот уже семь лет работающей по договору на обслуживании застрахованных больных, с собственным врачебным кабинетом, публично представленной лишь однажды, а именно с рефератом, предположительно привлекшим большое внимание на австрийском конгрессе стоматологов в 2013 году в Зальцбурге, на близкую народу тему «Обеспечение имплантами в атрофированной челюсти; метод наращивания; дистракционный остеосинтез и программа протезирования». В остальном она была виртуально неприметной: ни книжных публикаций на Амазоне, ни друзей на Фейсбуке, ни активности в Твиттере. Одно-единственное изображение, изготовленное ассоциацией врачей, категории «документальное фото», оценка: весьма привлекательна. (Источник: Интернет, различные поисковики.)

– Ну и как идут дела у храброго пациента? – Она посмотрела на меня, но имела в виду, судя по всему, Мануэля. – Есть ли какие-нибудь осложнения?

Это, к сожалению, был не тот вопрос, на который можно было ответить: я еще раз явился сюда, в логово львицы, чтобы спросить ее, не можем ли мы познакомиться несколько ближе, в стороне от атрофированных челюстей, так сказать.

И я сказал:

– Нет, насколько можно судить со стороны, с моим… с нашим юным пациентом все обошлось, не так ли, Мануэль?

Он метнул в мою сторону довольно презрительный взгляд.

Затем все пошло, к сожалению, очень быстро. Мануэль лежал на белом кресле, все внимание Ребекки Линсбах было направлено на него, и освещенное внутреннее пространство его рта поочередно осматривалось, опрыскивалось, промывалось, ощупывалось и обстукивалось. При этом я удивлялся, насколько безучастным это оставляло меня на сей раз. И вот уже прозвучало:

– Мы закончили, молодой человек. Пожалуйста, один час ничего не есть.

И потом, наконец, все-таки обращенное ко мне:

– Весной я хотела бы увидеть вашего сына снова.

– Он мне не отец, он всего лишь старинный друг моей матери, – ввернул Мануэль.

– Его мать полгода работает в Сомали, она тоже врач, не стоматолог, но зато в Африке.

Я улыбнулся, несмотря на вялую остроту, как можно более победно и как можно меньше демонстрируя при этом мои зубы.

– А, интересно, – сказала она тоном «а, неинтересно».

Но и совсем уж безразличен я ей тоже не был, мужчина это всегда чувствует. Бывают ведь вполне здоровые и красивые женщины, может, даже безупречные стоматологини с восхитительной линией подбородка и перехода к шее, которые делают стойку даже на ископаемых типов – таких, как Жерар Депардье после пяти лет водочного гражданства.

К сожалению, мы находились уже в непосредственной близости к расставанию, и мне непременно нужно было что-то сказать, иначе шанс был бы навеки упущен.