В казарме было сумрачно, хотя снаружи празднично сияло солнце. Сумрачно и тихо: Вольные спали, кто в человеческом облике на койках, кто, так и оставшись серыми и лохматыми, вповалку на полу.
Тонгил пропустил Мэля вперед, а сам остановился на пороге, внимательно оглядывая беженцев. Оборотни начали просыпаться. Видать, и впрямь утомились дорогой, раз позволили чужакам приблизиться к себе.
Вставали, щурясь на свет, все же проникающий внутрь; кто-то из волков коротко недовольно рыкнул и тут же оборвал себя.
Нет, подумалось Мэлю, зря Тонгил захотел встретиться с Вольными в середине дня. Лучше было бы прийти вечером, после заката, как положено по обычаю. Все равно сейчас в небе нет Бледноликой, так что клятву верности оборотни дать не смогут.
— Господин, — высокий мужчина с седыми прядями в русых волосах склонил голову. По меркам Вольных, такой жест равнялся глубокому поклону. Однако удивление в голос вожака все же проскользнуло: с чего это магу взбрело в голову явиться к беженцам именно сейчас?
— Сколько с тобой и из каких кланов? — Тонгил не торопился проходить дальше под кров, стоял все там же.
— Шестеро из клана Трорра, пятнадцать из… — голос оборотня потерялся в яростном реве, когда две серые тени метнулись к магу. Взлетели в воздух — и упали в середине прыжка на дощатый пол, завывая от гнева и боли. А Тонгил даже не пошевелился — только смотрел, как вокруг зверей, опутывая их, обретает материальность черная дымка. Вскинул ладонь — и подкрадывающийся третий волк покатился, жалобно визжа, пытаясь сбить охвативший его огонь. Но тот погас сам, уступая место черной дымке, обнявшей и этого зверя.
Потом Тонгил улыбнулся, и эта улыбка могла бы показаться искренней, если бы серые глаза не остались по-прежнему холодными:
— Эти глупые щенки неплохо развеют мою скуку, — и добавил, обрывая пытавшегося что-то сказать вожака Вольных. — Я вернусь при свете луны, как положено, и приму клятву. Отдыхайте дальше, воины.
— Мэль, — взгляд мага уперся в полукровку. — Позови ребят из Стаи, пусть отнесут этих в подземелье, в камеры поуютнее.
Полуэльф молча кивнул. Еще один случай для него, чтобы убедиться: Тонгил всегда прекрасно знает, что делает. Если уж встречи с врагом не избежать, следует поставить его в самые невыгодные условия. Но как маг понял, что среди Вольных — убийцы?
Мэль возвращался из казарм, раздумывая о последнем покушении. Трех оборотней уже поместили в камеры и одарили зачарованными ошейниками, однако Тонгил на это смотреть не остался, исчезнув по своим темным делам.
Полуэльф нахмурился: обида на мага, лишившего его возможности расквитаться с кровным врагом, все еще болезненно царапала душу. Жаль, что Тонгил не понимал варварских, по его мнению, идей Мэля, что мстить следует лично. Враг все равно погибнет — разве нужно что-то еще? Смерть от магического проклятия — конечно, тоже неплохо, хотя маг отказался уточнить, как именно оно подействует, — но все же не то. Нет, не то…
Взгляд привычно скользнул по знакомому пространству внутреннего двора и замер, зацепившись за новое украшение на резном столбе, поддерживающем крышу колодца. Кто-то очень старательно, хотя не слишком изящно, намотал на него двуцветную косу ааше-нувэ. Но откуда эта вещь могла взяться здесь? В двух с половиной тысячах миль от границы Вечной Степи?
Подозвав ближайшую служанку, управляющий задал вопрос и получил сердечный совет побеседовать с Курумо или его разговорчивой сестричкой.
Искомый молодой человек обнаружился на конюшне. Мальчик оседлал деревянную перегородку между стойлами лошадей и что-то вполголоса рассказывал Белянке — своей любимице. Кобыла внимательно слушала ребенка и иногда, будто впрямь понимая и подбадривая, издавала тихое ржание.
Полуэльф замер у входа, наблюдая, как изливает душу маленький сирота.
У самого Мэля было счастливое детство, полное забав, игр и смеха — тем сложнее оказалось ему понять замкнутого угрюмого мальчишку. А Курумо, и так неразговорчивый, после смерти родителей окончательно спрятался в скорлупу, не подпуская к себе никого, кроме сестры.
Полукровка не считал себя добросердечным и сентиментальным человеком, однако отец мальчика погиб, спасая Мэа-таэля. Конечно, воин действовал по приказу Тонгила, но…
— Курумо, — окликнул мальчика Мэль, приближаясь. Остановился у стойла, облокотился о деревянную дверь. Погладил по белоснежной морде кобылу, привычно потянувшуюся за отсутствующим сегодня угощением.
— Курумо, ты знаешь, откуда взялась красно-желтая косичка на колодце?
— Сейка привязала, — буркнул мальчик, повернувшись к нему, но не слезая с насеста.
— А у нее откуда? — удивился Мэль.
— Чужак принес.
— Что за чужак? — расспрашивая, полуэльф говорил мягко, не торопясь, зная, что если мальчишке что-то покажется грубым или обидным, он намертво замолчит; будет лишь зыркать исподлобья, что бы с ним ни делали.
— Ресан, чтец Аримира, — Курумо склонил голову набок, и, что было редкостью, добавил по собственной инициативе. — Мне он не понравился.
— Почему, Курумо?
— Какой-то он… неправильный, — мальчик наморщил нос, не зная, как объяснить.