Дар экстрасенса. Сборник

Дмитрий сделал паузу. Ночь расстилалась над горами. Четверо человек, как и тысячелетия назад, жались к костру. Как и древние люди, огнем они отгоняли диких зверей, а историями — сон и страх. И казалось, что на дворе не просвещенный двадцатый век, а доисторические времена, когда охотники в шкурах вот так же коротали время до рассвета, охраняя сон племени и сберегая драгоценный огонь…

— Назавтра, — продолжал студент, — я снова пошел на выставку моего недруга. Клянусь, у меня не было никакой задней мысли. Просто хотелось еще раз посмотреть его работы, имевшие отношение ко мне. Однако я наткнулся на запертые двери. Рукописное объявление извещало, что выставка закрывается — без объяснения причин. Через окно я увидел, как служители снимают со стен картины и составляют их в угол. Я постучал и попытался выяснить, отчего экспозиция закрыта, — однако никто не смог или не захотел мне ответить. Может, возникла у меня шальная мысль, подействовали мои видения, которыми я вчера распалял себя? Я отбросил эту идею. Маэстро, хоть и выкрадывал непонятным способом свои картины из тайников моего подсознания, в сущности, не нанес мне никакого вреда или ущерба. А вот закрытие выставки на второй же день могло означать, что художник впал в немилость и его ожидают неприятности. У меня даже был порыв броситься к нему на квартиру, объясниться… Но я остановил себя. Что я мог сказать ему? Выразить свое сочувствие? Повиниться? Или заверить, что я не имею отношения к его неприятностям?.. Глупо! Конечно, я не стал этого делать… А дальше… Моя жизнь потекла своим чередом, но мысленно я постоянно возвращался к художнику, его картинам, моим снам, закрытой выставке… И тем видениям, что я насылал в ту морозную ночь на голову живописца… Разумеется, я больше ни разу не повторил в своем воображении тех казней, что творил над ним…

— Ну и напрасно, — вдруг звучно произнес Аркадий. — Твоя позиция характерна для интеллигенции. Вы своей мягкотелостью всегда только портите смелые начинания — порой свои же собственные.

Софья живо повернулась к Аркадию:

— А ты? Как бы ты поступил на его месте?

— А я, — рубанул Аркадий, — считаю, что, сказавши «а», надобно говорить и «бэ». И если ты встал на дорогу возмездия — следует пройти свой путь до конца.

— Но я и без того, оказывается, отомстил художнику, — грустно произнес Дмитрий. — И отомстил совсем не сообразно вине.

Старик устремил на молодого человека проницательный взгляд:

— Почему вы так решили?

— Мне тяжело говорить об этом… Но… Сказать надо… — пробормотал он. — Словом, через два дня я ехал в трамвае. И случайно услышал один разговор… Его вели двое мужчин явно богемного вида. Такие, знаете, в беретках, очках, с бородками… И вот один из них сказал другому: «А знаешь ли ты, что имярек, — тут он назвал фамилию «моего» художника, — совсем плох?» — «Что ты говоришь! — чуть ли не с радостью воскликнул второй. — А что с ним?» — «Выставка у него всего один день провисела, а когда вечером позвонили из Смольного и велели ее закрыть — его той ночью кондрашка-то и хватил. Обширный инфаркт. Вряд ли выкарабкается…»

Софья ахнула. Голос молодого человека дрогнул.

— А через три дня, — он понурил голову, — я прочитал в «Вечернем Ленинграде» некролог, посвященный художнику. Он скончался в возрасте сорока четырех лет…

— И вы собираетесь взять на себя эту вину?! — вдруг прогремел голос старика.

Студент поднял на него глаза, полные слез.

— А что прикажете мне думать?

— Ваша вина совершенно неочевидна, — безапелляционно заявил Алексей Викентьевич. — А даже если она и существует, подумайте сами: насколько слабее, тише и ничтожней ваши мысли по сравнению с действиями огромной, грубой, не рассуждающей государственной машины?!

Молодой человек сидел, по-прежнему понурив голову.

— Да ведь это бред! — продолжал старик. — Бред — думать, что расстрелом, который вам приснился, вы в самом деле могли повредить живому человеку на другом конце города!

Голос Алексея Викентьевича звучал настолько убедительно, что Дмитрий отчасти приободрился.

— Выкиньте эту историю из головы! — приказным тоном проговорил старик. — Возможно, вы на многое способны, но силой мысли убивать на расстоянии… Не обольщайтесь, юноша, не обольщайтесь! Вы пока далеко не так хороши. — И подчеркнул: — Пока не так.

Софья, в свою очередь, сочувственно похлопала Дмитрия по руке.

— Это вам, — старик вдруг вытащил из-под бурки и протянул студенту кусочек сахарной головы. — Вы сейчас совершили прилюдную экскурсию в свое внутреннее «я». Это путешествие не из легких. Оно должно быть вознаграждено хотя бы символически. Напряжение, возникшее в вашем мозгу в результате рассказа, необходимо заесть чем-то вкусным…

— Вы мне прямо как собачке Павлова… — усмехнулся студент. Слова старика о том, что он ни в чем не виноват, подействовали на него — он уже и сидел ровно, и смотрел прямо.

Алексей Викентьевич рассмеялся — впрочем, довольно искусственно — и вдруг нацелил взгляд своих магических обжигающих глаз на девушку:

— Ну а вы, дорогая Софья? Что поведаете нам вы?