Дар мертвеца

Даже на фронте, во Франции, Харпер ухитрялся рисовать. Он набрасывал акварелью то, что его интересовало, — портреты людей разных званий и подразделений, с которыми он знакомился на войне. Ратлидж любовался африканскими егерями, малайскими кули, французскими драгунами, самоуверенным австралийцем с дерзкой улыбкой. Он долго рассматривал портрет сикха из Восточно-индийского полка в противогазе, его пышная черная борода окаймляла противогаз как пышная оборка. Дальше шли наброски индусов в разнообразных тюрбанах — из всех провинций, откуда на фронт прибывали индийские части. На стороне французов воевали спаги, легкие кавалеристы, — уроженцы Алжира, Туниса и Марокко, они собирали трофеи. Далее Ратлидж увидел шотландцев в килтах и бельгийского пехотинца в необычном шлеме. Все портреты обладали бесспорной индивидуальностью, все давали представление о характере персонажей. Рисунки служили доказательством примечательного таланта.

— Чудо! — восхитился Ратлидж, не кривя душой. Помимо всего прочего, акварели Харпера служили отличными иллюстрациями к парадной стороне войны, радостной и пестрой, без убитых, раненых и ужасов. Такие рисунки спокойно можно послать домой. Правда, этого Иен Тревору не сказал.

Ратлидж листал страницы альбома, вспоминая всех, кто погиб у него на глазах. Сколько же талантов зарыто в землю, сколько несбывшихся надежд! И чего ради? Хотелось бы ему знать…

— Я помещу их в рамки и повешу на работе, — заявил Тревор. — Будет тоже своего рода мемориал… — Осушив бокал, он неожиданно гневно продолжил: — Какая бессмысленная потеря! Господи, сколько же людей погибло напрасно!

И Ратлидж, глядя в лицо крестному, понял, что он думает о своем сыне.

Как ни странно, выходные стали целительными для них обоих. Рано утром они выходили на прогулку, потом сидели у камина и неспешно беседовали, выводили собак в лес побегать и поиграть, по общему согласию оставив ружья дома. Хватит с них смертей и убийств…

Хэмиш, никуда не исчезавший, почти все время помалкивал, как будто и он тоже находил радость в разносторонних интересах Тревора и его мягком юморе. Интересно, подумал Ратлидж, понравились бы они друг другу? И способно ли его драгоценное, пусть и ненадежное, умиротворение удержать Хэмиша на расстоянии вытянутой руки. Но стоило Ратлиджу остаться одному, все возвращалось на круги своя. Сила его духа снова подвергалась испытанию.

Утром в воскресенье, спустившись на кухню, он застал Мораг не одну.

В большой комнате с железной плитой и старомодным очагом приятно пахло свежими лепешками. Из-за стола ему навстречу встал худой блондин в полицейской форме. Констебль полиции Шотландии.

Сняв с плиты вскипевший чайник, Мораг сообщила Ратлиджу:

— Он ни за что не хочет уходить. Его фамилия Маккинстри, и он внук двоюродного брата мужа моей покойной сестры. Он приехал к тебе, хочет с тобой поговорить. — В Шотландии друзья, знакомые и родня значат очень многое.

— Маккинстри, — повторил Ратлидж, беря стул и придвигая свою чашку к Мораг, которая приготовилась разливать чай. — Что привело вас сюда?

— Инспектор Ратлидж, — официально обратился к нему молодой шотландец, — если честно, я и сам не знаю, сэр. То есть приехал-то я по делу, но дело касается меня.

— Может быть, это и к лучшему. Здесь я не уполномочен ничем заниматься. У меня выходной.

— Да, сэр. Мне так и сказали. — Констебль Маккинстри смущенно покосился на Мораг. Она, очевидно, ясно дала понять, что даже ее родственники не имеют права мешать гостю «самого». — Живу я возле Джедборо. Наш городок совсем маленький и стоит вдали от больших дорог… Вряд ли вы слыхали про него, сэр. Он называется Данкаррик.

Хэмиш, который с тех пор, как они пересекли границу, все сильнее нервничал, начал бурно рассуждать, при этом он сам задавал себе вопросы и сам отвечал. Ответы Хэмишу явно не нравились.

Данкарриком назывался городок, откуда приехал инспектор Оливер, так разгневавший леди Мод Грей.

— Нет, я о нем слыхал.

Мораг поставила перед ним тарелку с горячими лепешками и блюдце с маслом. Проклиная Маккинстри, Ратлидж взял нож и из вежливости приготовился слушать. Сам того не зная, констебль напомнил Ратлиджу о деле, которое тот собирался на несколько дней выкинуть из головы. Хэмиш, взволновавшись, как и сам Ратлидж, только добавлял сумбура в его голову.

Лицо констебля просветлело.

— Место у нас тихое, спокойное. И всех жителей я хорошо знаю. Не могу сказать, что они хуже, чем в соседнем городишке или других…

— К делу, Маккинстри! — одернула его Мораг.

Лепешки оказались превосходными. Ратлидж часто вспоминал их на фронте — еда там была ужасная, но спустя какое-то время все переставали замечать это. И все же бывали времена, когда в памяти всплывало что-то любимое, довоенное, домашнее… Россу казалось, что лакомство из его прошлого тает во рту. Ратлидж невольно подумал о Россе, который всегда сидел за столом напротив и широко улыбался, пока они вдвоем уплетали лепешки, опустошая блюдо.