Почти сразу же распахнулась еще одна дверь, соседняя, но на этот раз в узкий коридор стремительно вышла женщина. На спине яркой миниатюрной брюнетки, одетой в такую же дорогую одежду мужского кроя, мечей не наблюдалось, но пара элегантных клинков на крутых бедрах недвусмысленно намекала на крутость нрава хозяйки. И если бойцы-мужчины (а кем они еще могли быть?!) лишь зацепили нахального мальчишку взглядами, то женщина открыто послала насмешку ему в лицо. Парень вспыхнул, но дамочка уже потеряла к дворянчику интерес, опасной кошкой пройдя мимо.
— Мальчики! — звонко и ядовито прозвучал ее голос вдогонку четверке, спускавшейся с лестницы. — Надеюсь, вы не забыли, что даже в здешних нужниках не стоит расходиться дальше, чем на двадцать шагов?
Один из бойцов обернулся, подождал, пока женщина их догонит, и с нежностью проговорил.
— Дорогая, ты выбрала очень интересный способ проявить заботу. Я обязательно замеряю расстояние, которое тебя так беспокоит.
То, что четверо мужчин и эффектная брюнетка одна компания, сомнений не вызывало. А вот постоялец, выглянувший следом за наемниками из дальней каморки, явно был не из их числа. Высокий, гибкий, нездешний - одно только лицо, чуть вытянутое, с диковинными коричневыми разводами, намекало на совершенно другую расу. И человеческой она, стопроцентно, не являлась.
О симпатичной служанке дворянчик забыл. Постоял немного, спустился вниз, в обеденный зал гостевого дома.
— У вас сегодня многолюдно, — бросил он на стойку серебруху, давая понять трактирщику, что не прочь выпить и поболтать.
— А то ж! — низенький крепыш в хозяйском переднике сцапал монетку, умело нацедил крепкое пойло в глиняную стопку, и довольно осклабился. — Навару сразу на месяц подвалило.
— А кого принесло?
— Да кто ж их спрашивал? Платят и славно. Одиннадцать рыл на две каморы. Уж не знаю, для чего они так тесно поселились, деньжата у них водятся, сразу видать. Но как захотели, так и получили. Я навязываться не стал. Я как их оружие увид
— А тот, у кого наколка на лице? Коричневая.
— Наколка? А-а! — трактирщик захихикал, — неужто, вашблагородие шакаров никогда не вид
Парень опрокинул содержимое стопки в рот, проглотил, и скривился.
— Дерьмо! — оценил он напиток. Разве может признать дворянин, что какой-то барыга видел в своей жизни гораздо больше, чем он?
— А вы, вашблагородь, с какой целью интересуетесь? — насупился крепыш.
Но молодой щеголь, с удовольствием отметив, как по внутренностям жарко пронеслась огненная волна, надменно бросил.
— Не мне отчитываться о своих целях перед простолюдинами, — и, пританцовывая, направился к выходу.
На улице вступала в свои права Лирийская ночь. Южная, разгульная, фартовая. Воровская.
Глава 44
1
Солнце светило вовсю, будто пытаясь додать тепла и яркости осеннему дню, отнятых пасмурными тучами накануне. Четко очерченные синие тени на мостовых, желтая листва деревьев, суетящиеся прохожие, фаэтоны и кибитки. Лирийские улочки. Дома. От скособоченных одноэтажных до презентабельных и кичащихся своей роскошью. И чем ближе мы подходили к Храму, тем выше поднимались этажи, больше становились окна с цветными витражными стеклами, и серая гранитная облицовка на стенах все чаще заменяла обычную крашеную штукатурку.
В центре Лирии я не был никогда. В принципе, я и был-то в столице всего дважды, в отличие от Машки шагавшем сейчас рядом. Кошак нацепил на себя черные брюки тонкой кожи, бархатную куртку (тоже черную) с еле видимой серебряной вышивкой и мягкие черные сапоги на шнуровке. Утром, перед зеркалом, стянув волосы в короткий хвост, он долго и мрачно разглядывал свое отражение, и если бы не тяжелый вздох, я бы не обратил никакого внимания на «княжеский» прикид. Я тоже собирался - одевался во все чистое и был зол на эту «прекрасную» четверку, которая отказывалась слушать мои доводы и с ослиной упёртостью стремилась сопровождать меня, как выразился всё тот же кошак, «в последний путь». Слов нет, ни одна, даже чересчур свободная и безбашенная личность не смогла бы сейчас назвать Машку оборванцем. Лэр! Дворянин! Князь, ё. И попробуйте подумать иначе. На поясе ритуальный меч, на пальце печать, и пара массивных перстней, которые Муфалим рассматривал с каким-то завистливым неодобрением. Странный вопрос мага, откуда у его светлости боевые излучатели (строгости в голосе атрефактора было как у директора гимназии для мальчиков), не застал Машку врасплох, и он как-то чересчур буднично ответил: «Семейная реликвия. Отнял у недругов». Тут же последовала просьба держать эту семейную реликвию подальше от живых людей, на что кошак только хмыкнул. Теперь же он топал рядом со мной и непривычно хмуро молчал.