Дар. Золото. Часть 4

И мокро... Кажется… вокруг вода … Жгуче-ледяная, колючая, спеленавшая холодом руки, ноги… куда-то неумолимо бегущая… несущая… задавшаяся целью обтрепать тело о каждый камень, лежащий на дне.

Дне?

Глаза видят небо. Странную, в своей дикости, картину… Сосны, кедры… Глухие густые заросли… Низенький горный водопад… Дом на камнях возле берега… Старое скрипучее колесо с деревянными лопастями…

Странные видения возникают перед смертью.

Ты же умирал? Умирал. А может, ты перепутал, и это было рождение? Нет? Ты был словно в коконе. Тесном, мягком, неуютном. Тёмном. Долго. Всю жизнь. Ты умирал от желания выбраться из него, прорвать тонкую плёнку, расправить крылья, как бабочка…

Бабочка? Какая бабочка?! Ты же дракон! У тебя уже есть крылья! Нет-нет, это совсем другие крылья. Это они разорвали пространство! Это они соединили его заново! Это они заставили тело скрутиться червяком, а душу разлететься фейерверком радости!

Радости? Чего?

Обладания даром!

Что-то острое внезапной болью впилось в плечо и потащило против течения, попутно пересчитав его головой все попавшиеся по дороге гольцы.

— Откуда вы только беретесь? — ворчливо высказались неподалеку, стоило драконьей тушке причалить к мшистому берегу, — третий за лето. Через вас, доходяг, хороший багор утопил. И чего вас несёт в эти горы?

Боль в плече отпустила. Зато неожиданно добавилась новая: вокруг шеи стянулась веревочная петля, потянула дальше, из реки, грозя оторвать и без того ничего не соображавшую побитую черепушку.

Над ухом с натугой раздалось уже знакомое ворчание.

— От же лось. Воды, что ли нахлебался? Здоровый какой! Что мои жернова. Попробуй, похорони такого как положено. И до могилки не дотащишь.

Поняв, что еще чуть-чуть и голова покинет бренное тело, Алабар закричал. Ему так показалось, что закричал. Захрипел он. Да так тихо, что еле сам услышал. Но у того, кто упрямо тащил его тело на травку слух, судя по всему, был отличный. Петля моментально ослабла, но в голосе послышалась досада.

— Живой, что ли? От, едрическое коромысло мне в бочину! На кой ляд тащил? Возись теперь с ним. Это ж сколько он жрет-то?

Алабар застонал. Рядом помянули всех святых и неожиданно заорали:

— Бажена!! Слышишь, что ли?! Беги сюда скорее! Поможешь! — и совсем уж безрадостно пробучали. — А еще тать, небось. Свои, небось, и ухлопали. Выходишь, выкормишь такого, а он тебя возьмет да порежет. Вместо благодарности. Жёнку снасилует, золото найдет, мельню подожгёт и поминай как звали.

Алабар попытался помотать головой в знак несогласия с такой оценкой его внутреннего мира, но шея отозвалась дикой болью и он снова застонал.

2

Несмотря на раннее утро, духан у восточной дороги выбеленной солнцем Исандары был шумен и многоголосен. Низкая, заставляющая входящего поклониться, дверь открылась осторожно и неуверенно, но никого, ни постояльцев завтракавших в большом айване за столиками, ни веселую компанию старателей, второй день пропивавших удачный намыв(1), не заинтересовал еле переставлявший ноги молодой паренек. Высокие шнурованные ботинки были ему явно великоваты, потертые кожанка и штаны казались несколько устаревшими в крое, но и это не вызвало интереса. Не заинтересовала никого ни рыжая копна небрежно подстриженных волос, ни светлый оттенок кожи, ни синий цвет глаз - по крайней мере, пятая часть населения знаменитого шахтерского городка Дарая могла похвастаться всем вышеперечисленным. Уж такая была Исандара - золотодобытчики и искатели приключений, наемники и шулеры, дикие старатели и мелкая приисковая шантрапа, и просто отпетые урки всех мастей и рас находили в ней приют и прокорм, а порой и последнее «прости» сказанное (если сказанное) впопыхах. На широком поясе у паренька болтался кинжал, за плечами большая торба, и единственным предметом, вызвавшим легкий интерес, был небрежно привязанный к торбе изящный арбалет. Оружие в этих местах редкое и непривычное для большинства.

Рыжий проковылял к самому дальнему местечку - низкому топчану, покрытому пестрым ковром – устало заполз на него и кое-как уселся по-аларски. Проследив за парнем с невозмутимостью питона высматривающего жертву, духанщик дождался, когда тот устроиться удобнее, кинул на руку полотенце и поплыл неспешной походкой знающего себе цену человека.

— Что желает молодой господин? — тихий и вежливый тон, искренне заинтересованное лицо. — Есть плов по бахарски, есть демлямэ с бараниной, чай, самса, тан… А может господин предпочитает арак?

Пожилой полноватый гладко выбритый мужчина с внимательным взглядом говорил на дарайском.

— Мне, — занервничала Линда, лихорадочно вспоминая местный диалект, — мне комнату. Отдохнуть. Поесть.

Если и промелькнуло удивление в глазах духанщика, когда прозвучал женский голос, то совсем мимолетно. Он скосил глаза на арбалет, видневшийся за плечами девушки, и склонился в поклоне.

— Комнат наверху четыре. Но прошу понять правильно, постой у меня дорогой и я бы хотел удостовериться, что вы можете заплатить, госпожа.

— Да, да, конечно, — заторопилась Линда, стаскивая с плеч торбу.