Дара. Анонимный викторианский роман

— Что мне теперь делать? — встревоженно спросила я.

— Вы, мисс Дара, здесь ничего не сможете сделать. Я — смогу. С этой минуты и до того дня, когда мы прибудем в Нью-Йорк, я постоянно буду рядом с вами, буду охранять вас, следовать за вами неотступно, как тень, ночью и днем. Когда вы будете в каюте одна, дверь будет заперта, и вы не будете открывать ее никому — только мне.

Звук его голоса, густой, размеренный и мягкий, успокоил меня, я поняла, что теперь, под его защитой, нахожусь в безопасности.

Когда мы открыли дверь моей каюты, оттуда на нас хлынула совершенно невыносимая вонь. Я быстро заглянула вовнутрь — лампадка еще коптилась — и, разглядев миссис Понсонби, которая все еще лежала, закутавшись в одеяло и повернувшись лицом к стене, на своей постели, выскочила на свежий воздух.

Поскольку из моего рассказа преподобный Блейк уже знал, что заставило меня ночевать на палубе, он не выказал никакого замешательства и спокойно прикрыл за мной дверь.

— Пойдемте отсюда. Прежде чем эта каюта снова станет пригодной для жизни, ее надо хорошенько вычистить.

Он переговорил с каким-то матросом, и тот принес швабру и два ведра, к одному из которых был привязан длинный линь. Держась за этот линь, матрос опускал ведро за борт и, наполнив его морской водой, вытягивал обратно.

Миссис Полнсонби продолжала лежать, отвернувшись к стене, и не обращала никакого внимания на наше присутствие, хотя мы стояли совсем рядом, наблюдая за матросом, который старательно надраивал пол. Бедняге пришлось трижды сменить свежую воду, пока мы не решили, что пол чист, как стенки свежесделанного бочонка. Но когда я предложила ему полшиллинга за труды, его лицо просияло, и он удалился, веселый и довольный.

— Ну, а теперь, барышня, — в постель. И восполните свое ночное бодрствование крепким, здоровым сном. Когда войдете в каюту, закройте дверь на замок и не открывайте никому, кроме меня. Я вернусь к полудню и принесу вам чего-нибудь поесть.

С того самого дня я почти не расставалась с Робертом (так я довольно быстро начала его называть). Дни проходили за днями, и постепенно я стала забывать об опасности, которая исходила от безумца, грозившего мне смертью; к немалому беспокойству доброго Роберта, я стала пренебрегать необходимыми мерами предосторожности.

Как-то раз я сказала ему, что мне хотелось бы углубить свое образование. С этого времени почти все мои дневные часы были заняты уроками по английской литературе и грамматике — любимым предметам Роберта. Заботясь об улучшении моей грамотности и расширении словарного запаса, он задавал мне писать сочинения о прочитанных книгах. Своей увлеченностью он сумел так разбудить мое воображение, что за все прошедшие с тех пор годы я не утратила интереса к печатному слову и всегда оставалась жадным читателем — всегда, когда мне были доступны английские книги.

Однажды ночью, когда до Америки оставалось четыре дня пути, вскоре после того, как мы легли спать, началась сильная качка — корабль так сильно кренился на борт, что один раз я чуть не упала с койки. Прошел еще час, и ветер усилился еще больше — он ревел и завывал так, будто грозил уничтожить все, что находится на поверхности воды. Миссис Понсонби, мыча и хрипя, перевернулась на койке и стошнила прямо на пол. Я решила снова скрыться под палубой и, быстро собрав свои вещи, выскочила из каюты. Порывы ветра были так яростны, а качка — так сильна, что оказалось, что на ногах устоять совершенно невозможно — меня отшвырнуло к борту.

Дрожа от ужаса, изо всех сил сжимая перила, я снизу вверх смотрела на громады валов, которые обрушивались на палубу с высоты сорока футов. Я мгновенно промокла до костей, меня трясло не только от страха, но и от холода. Слышно было, как с хрустом ударяется о рею такелаж спасательной шлюпки, когда она, словно взбесившись, билась и силилась сорваться с опоры. Дымовая труба тоже раскачивалась с громким скрипом: я каждую секунду ждала, что она вот-вот рухнет на палубу и подожжет каюты. Наконец матросы, очевидно, выполняя приказ капитана, поднялись наверх и принялись закреплять трубу тяжелыми цепями.

Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь сплошную пелену брызг, я наконец заметила вход на нижние палубы. Я поднялась на ноги, намереваясь добежать до него. Я выжидала затишья между порывами ветра, но вместо этого корабль вдруг резко накренился на борт. Увидев горой нависшую надо мной громаду палубы, я обернулась назад, чтобы покрепче взяться за перила, но судно накренилось еще больше, почти завалившись на борт, и я, не удержавшись на ногах, упала на колени. Вдруг меня ударило по затылку чем-то тяжелым. Прежде чем я отключилась и уткнулась лбом в палубу, я успела услышать у себя над головой испуганный мужской крик.

Когда я пришла в себя, мои пальцы все еще сжимали перила. Скрючившись от тошноты и жуткой головной боли, я кое-как, на четвереньках доползла до постели и, не обращая внимания ни на запах, ни на бушевавшую снаружи бурю, провалилась в глубокий сон.