Дарители жизни

Скажу несколько слов и о коммунах, это как раз будет к месту. Так вот, сельскохозяйственные общины начали возникать в период военного коммунизма (в годы Гражданской войны 1918-1921 гг.) Обычно они организовывались на территории бывших помещичьих усадьб. Сельскохозяйственные общины, или коммуны, имели в своей основе не только коллективное ведение хозяйства, но и обобществление всех сторон жизни, в том числе общих домов, столовых, детских садов и яслей и т. д. Члены этих коммун были лишены права на частную собственность, за исключением самых необходимых личных вещей. Коммуны получали большую поддержку со стороны Коммунистической партии и правительства, но все равно были обречены на неудачу. Они или распускались, или, что имело место в большинстве случаев, преобразовывались в государственные хозяйства — совхозы.

Совхоз (советское хозяйство) представлял собой государственное предприятие с привлечением наемных рабочих, получавших регулярную зарплату. Сельскохозяйственные рабочие, занятые на таком предприятии, не были крестьянами в полном смысле слова. В отличие от крестьян в колхозах они были лишены права голоса при распределении дохода от продажи произведенной продукции и не могли участвовать в управлении.

Все эти коллективные хозяйства организовывались на добровольной основе, исключавшей какое-либо принуждение. Но когда высшее руководство выдвинуло нереалистичную программу постепенного заманивания крестьян в колхозы «пряником», партаппарат на местах сразу осознал ее утопичность и осуществил по-своему — путем принудительной коллективизации всех с пополнением колхозного имущества за счет раскулаченных. При этом по понятной причине за основу был взят способ организации кибуцев, разработанный сионистскими социалистами для еврейских колонистов в Палестине. Обобществление собственности в кибуцах было доведено до высшей степени, никакой собственности не допускалось, членам кооператива было запрещено даже обедать дома. Кибуцы, создание которых расширилось после Первой мировой войны, показали себя как очень эффективный производственный уклад (и остаются таковым, например, в Израиле, до нынешнего времени). Видимо, руководство Наркомзема и Аграрного института было под большим впечатлением от экономических показателей этого типа кооперативов и без особых сомнений использовало готовую организационную схему у нас. Вопрос о ее соответствии культурным особенностям русской деревни никто не ставил. Никто не ожидал, что крестьяне съедят скот. Хотя крестьяне предупреждали тех же комиссаров, пропагандистов коллективизации, что «чужая скотинка» останется неухоженной.

Итак, замысел коллективизации возник из программы, принятой в 1928 году и направленной на создание нескольких десятков крупных совхозов на целинной земле в восточных и юго-восточных областях.

А что получилось? Вопреки планам высшего руководства, партаппарат на местах осуществил сплошную коллективизацию уже в 1929-м году. Возможно, это был единственно возможный способ «сдвинуть воз» с места. Но он неизбежно привел к эксцессам. Есть много свидетельств того, что у раскулачиваемых отбирали зерно сами колхозники. И потом сами же эти колхозники гробили технику и скотину, вырубали сады, потому что руководили ими обычно неучи, агитаторы или же местные бездельники. Почему раскулачивание коснулось не только кулаков, но и значительной части середняков? А потому что середняки не хотели добровольно идти в колхоз. Если бы не было насилия, то каждый середняк сидел бы спокойно, зная, что его не тронут. Практика же раскулачивания вела к тому, что такого середняка сразу же переписывали в кулаки или в подкулачники, и он знал об этом. То есть крестьяне знали, что никто не спасется, если не подчинится.

Это пространное отступление я сделала единственно для того, чтобы подчеркнуть, что между принятым решением в верхах и его исполнением в низах стоит большая масса людей со своими личными интересами, с желанием повернуть новое решение прежде всего в свою пользу. Увы, такова природа человека, которая будет проявляться всегда.

Спасение людей

Да, Бараненко Яков Алексеевич был истинно «тихим человеком». Лишним доказательством этому служит то, что дети никогда не видели его документов и не держали их в руках, даже не знали дня его рождения.

Нам пришлось долго искать его, опрашивать тех, кто когда-то дружил с Яковом Алексеевичем или просто близко знал его, и сравнивать их свидетельства.

Один из разговоров состоялась с Григорием Назаровичем Колодным. Он охотно возвращался памятью в старое время, в свое детство, снова и снова недоумевал, почему жизнь с мачехой Татьяной Федоровной Рожко была так тяжела. С понятной любовью и обожанием рассказывал о своей родной матери Анне Ивановне Рябикиной, которую хорошо помнил, оплакивал ее гибель. И не потому свое самое сокровенное он пространно изливал на автора этих строк, что ему больше некому было доверить его — у Григория Назаровича было двое детей, — но потому что в нашем разговоре он чувствовал неподдельный интерес к его воспоминаниям.