Дарители жизни

— Это он тебя не гонял, Яшину внучку, а другим доставалось от него на орехи. Ага, так вот о ставке, — продолжала Вера Петровна, чтобы не потерять нить рассказа. — После садов взялся Яков Алексеевич за ставок. А здесь, сама понимаешь, одному не управиться. Вот он и собрал вокруг себя мужиков. Ой, умора! — весело рассмеялась рассказчица. — Они так подражали ему! Отпускали усы и ходили с батожками в руках, как он. Но Яков Алексеевич ездил на бричке, ему батожок для управления лошадью нужен был, кроме того, батоги он изготавливал в виде забавы. А те — и себе. Короче, заводилой он был здесь — тихим таким, незаметным заводилой. За непосильные дела не брался. Но если что наметил, то доводил до конца.

Ставочек люди считали его собственностью и называли Баранивским. Яков Алексеевич зарыбил его, и дело пошло — ребятишки купаются, рыбу ловят, раков дерут, забавляются, плавать учатся. Все хорошо! А здесь двадцатые годы начались Гражданской войной, разрухой, засухой… Впереди замаячил голод. Сохрани меня матерь Божья, спаси и помилуй! — рассказчица перекрестилась. — Что делать? Яше двадцать пять лет было, молодой, полон сил. Недавно женился, дочка у них с Евлампией родилась, ты, значит, Прасковья, — рассказчица кивнула на молчащую Прасковью Яковлевну. — Надо было как-то выживать. Опять собрал Яков Алексеевич своих проверенных товарищей, посоветовался и решили они рыбу не ловить, а перекрыть ставок сетками, чтобы она в Днепр не уходила, и делать запасы на зиму. А с поздней осени та рыба спасала людей без счета. Выловили даже мальков, подчистую всю поели. Отваривали вместе с чешуей, перетирали на кашу, заправляли мукой, если находилась, или маслом, солили и ели по ложечке. Отвар пили. Скандалов или недоразумений не было, дружно жили, честно.

Думаю, тот ставочек и та рыба надоумили Яшу в 33-м году серьезно взяться за спасение колхозников, тем более что он, как руководящий человек, отвечал за них перед Богом и властями. И опыт 20-х годов пригодился ему. Конечно, теперь было труднее, ведь утаивать часть урожая — это далеко не то же самое, что ловить рыбу и делить по справедливости. Хотя теперь пруд и считался колхозным, да не дозволено было Якову распоряжаться им по своему усмотрению. Ну, да надежные товарищи возле него всегда находились.

— Все-таки надо отдать должное и этим людям, — поддакнула Любовь Борисовна.

— Если говорить правду, то Илью Вернигору славгородцы не обошли вниманием: благодарили, уважали. А вот Якова Алексеевича забыли. Хуже того, не помогли его дочери в 47-м году, когда она тебя носила, — бросили на произвол судьбы. Тот же Илья не помог! Какой позор! Твоя мама пухлой была, муж ее уже не держался на ногах, старшая дочь без сознания лежала. Если бы не Алексей Яковлевич, то не было бы вашей семьи на свете. Вот так с Яшей поступили. Неправильно и предательски! И это при том, что он всего четыре года назад принял лютую смерть от немцев. Он свободой, даже жизнью своей рисковал, помогая славгородцам выживать в страшные времена. Один 33-й год чего ему стоил!

— Парадокс, — сказала Любовь Борисовна. — Это давно замечено: люди всегда ожесточаются против своих настоящих благодетелей. И очень часто чтут не самых главных героев.

Вера Петровна понимающе покачала головой, затихла. Ее глаза уже плохо видели, тяжелые очки с массивными линзами то и дело сползали на острый нос. Для долгого разговора ей не хватало воздуха. А мысли бурлили, не давали покоя. Не часто ей выпадала удача встретиться с внимательными слушателями, а еще реже — с заинтересованными. А Любовь Борисовна жалела, что не взяла с собой диктофон. Если бы знать!

— И самого Яшу не спасли! — вдруг неожиданно воскликнула Вера Петровна, будто проснулась после минутной спячки. Она подняла сухой кулачок и пригрозила безадресно: — Люди не стоят жертв и подвигов! Иисуса предали… — так же внезапно ее воодушевление угасло, и она ударилась в итоги: — А высший судья, Он есть. И вот что ни говори, а Яша пошел против Него. Бог по заслугам наказывал грешников, а Яша спасал их. Крамола! С одной стороны — Бог, а с другой — грешная тля. А Яша — между ними. За кого грудь подставлял, скажи? — она наклонилась к Любови Борисовне, подслеповато вглядываясь, здесь ли она еще.

— Жалко дедушки… — тихо сказала Любовь Борисовна.

— Наказал его Бог. И людей наказал, отняв у них защитника.

***

Как же Яков Алексеевич и Илья Григорьевич помогали людям в голод, о чем говорила Вера Петровна Шерстюк?

Сейчас можно рассказать о подвиге, совершенном ими в голодное время 1933 года, ведь их давно нет с нами и разглашение тайны об их поступках, не угодных властям, никому не повредит.

Но от кого узнать столь тщательно скрываемую правду?

Конечно, только от Прасковьи Яковлевны. Если же ей, паче чаяния, ничего не известно о ней, то эта страница славгородской истории будет навсегда стерта из памяти о прошлом. К счастью, так не случилось.