Поначалу не помогали даже объяснения Сторна, что быть воином — это совсем не значить уметь крутить вокруг себя мечом так быстро, что самого меча и не видно и кажется — вокруг тебя дрожит воздух. Или разваливать врага от плеча до пояса. Или попадать стрелой несущемуся на полном скаку всаднику, на выбор в любой из глаз.
' Нет, — учил Сторн, быть воином — это, прежде всего, постоянно быть настороже.
— Если воина можно застать врасплох, это уже не воин, — поучал Сторн Дариуса после очередной внезапной затрещины. — Может, к мельнику Сирею лучше в ученики пойдешь? Всегда с куском хлеба будешь и опасности никакой.
Дариус отрицательно качал головой, изо всех удерживаясь, чтобы из глаз не брызнули слезы — воины не плачут. Еще как плачут, плачут навзрыд, убедился он позже, причем не пьяной мутной слезой.
Матушка Грейсиль ворчала на своего сына и, качая тяжелой скалкой в руке, обещала с ее помощью проверить самого Сторна — настоящий он воин или нет, когда тот в очередной раз вернется из корчмы на заплетающихся ногах после встречи с однополчанами.
Потом время затрещин закончились, им на смену пришли другие испытания, привычка постоянно быть настороже навсегда въелась в кровь, чтобы спасти ему жизнь, причем не единожды.
Последний раз она спасла его в Тогсине, портовом городе на юге Фаронга, когда Дариус со своими людьми сидел в корчме. Купец, чей караван они сопровождали, поблагодарив, рассчитался с ними, и теперь им предстояло решить, как поступить дальше: дождаться нового контракта или возвращаться домой, в Табалорн, потому что его появление ничего не предвещало — слишком уж велика оказалась конкуренция со стороны других котерий.
И получить бы Дариусу нож в подреберье, если бы не привычка контролировать пространство вокруг себя, буквальным образом вбитая в него Сторном. Защиты на нем не имелось — так приятно чувствовать себя в одной рубахе после двух недель, проведенных в кирасе в самый разгар летней жары.
Запоздалый, полный отчаяния крик Ториана, пытавшегося предупредить его об опасности, Дариус услышал тогда, когда уже успел отвести руку с ножом в сторону. Дальше он ударил коленом в живот внезапно напавшего на него человека, заставив согнуться пополам. И едва удержал себя от того, чтобы не убить его за этот подлый удар сзади.
Потом были извинения чужого гонорта, клятвенно обещавшего самому наказать своего человека, подкрепленные кувшинами с вином и медом. Извинения самого наемника, оправдывающегося тем, что на него нашло затмение, и не иначе как сам бог безумия Маригер приложил к этому руку. И весьма неплохой контракт на сопровождение торгового каравана от присутствующего в корчме купца, впечатленного увиденным зрелищем.
По дороге в столицу королевства, Батингос, куда они направлялись, купец несколько раз пытался выведать у Дариуса: как ему удалось уцелеть, ведь нет же у него глаз на затылке? И Дорван едва удерживался от соблазна отвесить купцу затрещину всякий раз, едва тот на миг отвлекался в сторону, чтобы затем заявить: это часть той науки, что спасла ему жизнь.
* * *
Дариус замедлил шаг, повернулся в сторону девушек, и посмотрел на каждую из них, пытаясь найти назвавшую его героем.
Слева стояла высокая статная девушка с васильковыми глазами и толстой косой, перекинутой на грудь, теребившая вплетённую в косу под цвет глаз голубую ленту. Ториану, самому редкостному верзиле, всегда нравились именно такие. Лавена, его жена, умершая при рождении первенца, чем-то эту девушку напоминала. Смерть жены и новорождённого сына, изменили Ториана до неузнаваемости, некстати вспомнил Дариус.
Весельчак и балагур, никогда не лезший в карман за словом, первые полгода после смерти Лавены Ториан настолько изменился, что Грильда, его мать, всерьез опасалась того, что сын начнет заговариваться.
Однажды она пришла к Дариусу с просьбой, чтобы тот взял ее сына на очередной контракт. Буквально за несколько дней до ее прихода Дариус и сам пытался уговорить Ториана пойти с ним, но когда Тор посмотрел на него абсолютно пустыми глазами, в которых не было и признаков жизни, понял, что уговаривать бесполезно.
И все же вдвоем с Грильдой убедить Ториана им удалось. Контракт выдался на редкость трудным, им едва удалось вырваться живыми после нападения шайки разбойников, потеряв в том бою сразу троих своих людей, но Ториан начал приходить в себя. С той поры прошло почти два года, и теперь он выглядел почти таким же, каким был прежде, до смерти жены и ребенка, но только почти. Иногда на Ториана нападало какое-то оцепенение, когда он, уставившись взглядом в пустоту, надолго мог замереть, и хорошо одно лишь то, что приходило оно очень редко и всегда на отдыхе.
Семье Чаувер вообще не везет в последние несколько лет. То оспа, забравшая сразу троих, и чуть ли не следом, и года не прошло, смерть Лавены.
Бруатон, жрец храма Гитура в Табалорне, заявил о том, что кто-то наложил на семью проклятие.