Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты

А переплёты, помню, горели плохо. Особенно кожаные, с застёжками. Застёжки отрезал, на кожанку пришивал. Форсил…

— Лукич, — перебил я лирическое отступление ветерана-чекиста, а может, оно и к лучшему, что кто-то, рискуя жизнью, переправлял редкие книги и рукописи в библиотеку Конгресса.

— Почему же это к лучшему? К худшему. Это же наше культурное наследие.

— А как ты думаешь, что лучше для нашего культурного наследия — сгореть в огне буржуек, на свалках, исчезнуть в мешках старьёвщиков или быть сохранённым в книгохранилищах библиотеки американского Конгресса или Лондонской Национальной библиотеки?

— Это как посмотреть.

— А как можно на это посмотреть?

— А так! Кто-то воровал национальное достояние и на этом наживался. Помнишь, я как-то рассказывал тебе про Вольфа Гольштока. Ты не знаешь, сколько он наворовал и переправил с братом Меиром. Когда его взяли в Претории, при нём хранились тонны культурного наследия и километры склеенных холстов — от Рафаэля до Пикассо!

— Лукич! Во-первых, я не помню, кто такой Гольшток, а во-вторых, если даже он это украл и увёз в Преторию, то не на растопку же буржуйки.

— Да, и Меир, когда его доставили обратно, пел то же самое. Реквизировали, говорил, у контрреволюционного элемента. Якобы для лучшей сохранности предметов материальной культуры от русских варваров. Если бы он тогда не оскорблял Менжинского, не защищал своего брата Вольфа, злоупотреблявшего сходством с Владимиром Ильичём, его бы оставили жить-поживать да ума наживать. Может, и не пришлось бы говорить, что Ильич в Горках скончался.

— Но ты всё же не ответил на мой вопрос, Лукич. Что же всё-таки лучше?

— Лучше всего государству вернуть.

— Но у государства никто не брал. Государство силой всё забрало у людей.

— Опять тебе азы ленинизма вталкивать надо. Государство силой-то забирало только то, что награблено у народа. Ты что, забыл лозунг “экспроприация экспроприированного”? Это же главный лозунг большевиков!

— Главный, Лукич, и единственный, к сожалению. И очень прискорбно, что ты его ещё и защищаешь.

— Да разве я его защищаю? Да я его, может, и не понимал, но выполнял добросовестно. А тебе пытаюсь растолковать, как всё было на самом деле. Ты думаешь, я горжусь, что сжигал гравюры. Да мне, может, плакать хочется, когда я об этом вспоминаю.

— Представь себе, Лукич, что большевики вернутся к власти. Представь себе, что они снова выдвинут лозунг “грабь награбленное”. Что ты будешь делать? Брать тех, у кого библиотека большая, пытать, пока не признаются, что являются агентами влияния?

— Не ёрничай! Ничего я не буду делать, разве что выхлопочу себе прибавку к пенсии. Помнишь, я тебе о полковнике Зюганове как-то рассказывал. Может, сына и выберут. Сначала в президенты, потом в Председатели Верховного Совета…

— Ладно, Василий Лукич, — перебил я, — тебе и нынешняя власть скоро персональную восстановит. Досказывай о твоём клиенте, устал я, да и тебя не прошибёшь.

— Конечно, не прошибёшь. Закалка у меня чекистская. Мы из Феликса железного все выкованы. Не перекуёшь нас.

— Нет теперь твоего Феликса, Лукич. На свалке истории он. Как и вся чрезвычайка, гепеушка, эмведешка, энкеведешка, кагебешка…

— Скорей твои фээскаки и фээсбяки окажутся на свалке истории, чем моя чрезвычайка! Она вечно будет жить, как и её создатель. Всё! Слушай.

Когда добрались органы до библиофилов первого разряда и прощупали их коллекции, кое-кому чуть дурно не стало. Какие богатства от народа, от государства скрываются. Сколько танков и самолётов можно было бы построить на эти деньги! Перво-наперво пытались мягко уговорить укрывателей передать ценности на хранение государству, а им самим предложили при коллекциях быть хранителями, как бы завскладами работать — на полном обеспечении, конечно. Бесполезно. Согласились единицы. А когда стали описывать их собрания, выяснилось, что они, суки, самое ценное успели вывезти и распылить по друзьям-знакомым. Приезжает комиссия по учёту, а у них на полках — одни стенограммы съездов ВКП(б) расставлены, “Нивы” старые в пачках, собрания сочинений товарища Ленина, товарища Маркса. У одного аж пятьдесят комплектов полного собрания сочинений Горького нашли. Хотели пришить ему спекуляции в особо крупных размерах, но эксперты сказали, что больше, чем по пятиалтынному за том не продать. Не выгорело дело! Магазины были завалены Горьким. По полтора рубля за том.

Делать нечего. Пришлось на провокации пойти. Есть такой законный приём в оперативных действиях, когда речь идёт о безопасности страны. Потом общественность подключили. Пресса старалась. Пару показательных процессов устроили. Беркова Павла Наумовича взяли. Помог он невольно нам своими лекциями о теории и практике собирательства.

— Василий Лукич, кому же он лекции-то читал. Не вашему ли умнику?