Д’Артаньян из НКВД: Исторические анекдоты

У меня была мысль на ночь Хакима пристегнуть за руку и за ногу наручниками к раскладушке, чтобы не сбежал. Но потом я эту мысль оставил. Сбежит — так сбежит. Может, всем от этого лучше будет. Меня, правда, могут посадить, но и это ещё под вопросом. Скорее, генерала моего таскать будут: откуда вообще у меня в квартире мог взяться “зек” из Дальлага. Скорее всего, пошипели бы немного и замяли. А я бы в академию вернулся грызть, так сказать, гранит науки. Потому лёг я спать, пистолет, правда, под подушку сунул, но это просто для очистки совести. И заснул.

Утром глаза протёр, гляжу — Хаким на раскладушке лежит, рот открыт, не дышит. Значит, душа его снова где-то шастает, вынюхивает государственные тайны. Пощупал я у него пульс — пульса нет, и пошёл мыться и бриться.

Выхожу на кухню, а он там на линолеуме сидит по-турецки, глаза закрыты и что-то в полголоса напевает не на нашем языке.

Я для интереса снова в комнату заглянул посмотреть, чего там на раскладушке делается. Лежит Хаким на раскладушке, как и лежал, с открытым ртом, мёртвый.

Я снова на кухню. Он уже там сидит, но с открытыми глазами.

— Здравствуйте, — говорит, — гражданин начальник. Как спалось?

— А на раскладушке там кто? — спрашиваю я.

— Вы не волнуйтесь. Он полежит, полежит и исчезнет. С фантомами свои проблемы. Я вам потом расскажу.

— Предупреждать надо, — проворчал я, — а он всю квартиру не провоняет, пока исчезнет?

— Не беспокойтесь, гражданин пожовник, — улыбается Хаким, — они излучают только озон.

— В следующий раз всажу в него пулю, — пообещал я.

— Только соседей перепугаете, — предупредил Хаким, — нет ничего глупее стрельбы по фантомам. Это всё равно, что стрелять по облакам.

Я снова заглянул в комнату. Раскладушка была пустой, и ничем не воняло. Я хотел было сделать нам обоим яичницу, но эти шутки с фантомом отбили у меня аппетит.

— Завтракать будешь? — спросил я Хакима.

— Спасибо, — поклонился он, — я позавтракал.

— Ладно, — согласился я, — мне тоже что-то есть неохота. Так что это ещё за фантом такой? Какова его функция во всей этой чертовщине?

— Он не функционален, — отвечает Хаким, — это своего рода прокладка между телом и душой. Его иногда называют астральным телом.

— Да, да, — буркнул я, — Анни Безант что-то про это писала. Только я ничего не понял.

— Вы зря начали своё обучение этому сложному вопросу с Анни Безант, — заявил Хаким, — дело в том, что она сама ничего не понимала, о чём повествовала в своих лекциях. Её можно вполне считать испорченным телефоном.

— Ты-то больно много понимаешь, — окрысился я, — без дела книгу в спецфонд запирать не будут.

— И тем не менее, — продолжает Хаким, — нельзя учить других, не понимая не только деталей вопроса, но даже его сущности.

— А ты сам-то понимаешь? — всё пуще злюсь я. Видно, спал плохо.

— Но я никого не учу, — возражает Хаким, — я стараюсь постичь суть великого круговорота души и тела. Скорее, я это делаю для себя, а не для блага человечества. Я ведь книг не пишу и лекций не читаю. А если что и делаю, то только по просьбе других. Как в вашем случае. Я даже никаких тайных доктрин не проповедую, как, скажем, Блаватская.

— Кто такая? — интересуюсь я.

— Была такая, — объясняет Хаким, — жила в России. Тётушка известного вашего министра графа Витте.

— Шлёпнули её? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Хаким, — сподобилась умереть до 17-го года. А Анни Безант сбежала за границу.

— Слушай, Хаким, — не понимаю я, — а ты-то зачем вылез из своих Гималаев и связался с НКВД. Жил бы там тихонечко в монастыре и горя не знал?

— Из ложных чувств патриотизма, — сознался Хаким, — я тоже в гордыню впал. Эго неизбежно при поисках истины. Но попытка облагодетельствовать человечество знанием истины всегда в лучшем случае заканчивалась зоной. И знаете почему?

— Почему? — тупо переспросил я.

— Потому что истины не существует, — объявил Хаким.

— А чистосердечное признание — царица доказательств, — впервые за все утро рассмеялся я, — ты мне что — Вышинского цитируешь?

— Вышинского… — пробормотал Хаким, — Вышинский? Кто он такой?

Итак, я провёл свой первый ответный гол.

— Один из великих посвящённых, — важно сказал я, — в своих публичных лекциях, которых у него гораздо больше, чем у Анни Безант, он доказывал, что истины как таковой просто не существует, а потому и нечего стремиться её достичь.

— Я не читал его, — честно признался Хаким, — даже не слышал. Но он не прав. Истина далеко, достичь её при нынешнем состоянии умов невозможно, но стремиться к этому следует постоянно. В противном случае человек быстро выродится до уровня обычного млекопитающего, годного, по словам Сенеки, только для жертвоприношения.

Он помолчал, а затем спросил: — А где можно почитать этого Вышинского?

У меня на полке стоял томик лекций бывшего генпрокурора, взятый в академической библиотеке к какому-то семинару. Но я решил книгу Хакиму не давать, чтобы не испортить впечатления.

— Очень редкая книга, — соврал я, — но если будешь хорошо себя вести, я тебе её постараюсь достать. Только непонятно, почему ты с ним споришь? Минуту назад ты сам заявил мне, что истины не существует.