Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях

Вы наверняка заметили, что некоторые из этих советов противоречат правилам озеленения городов. Скорее всего, муниципальные администрации еще не скоро начнут принимать городскую эволюцию в расчет. Тем, кто десятилетиями боролся с чужеродными видами в своем городе, трудно будет признать, что все их усилия лишь отсрочили неизбежное – в ходе эволюции эти виды все равно приспособятся к городской среде. Непросто смириться и с тем, что небольшие изолированные участки для городской эволюции порой благоприятнее, чем те же участки, соединенные друг с другом экологическими коридорами.

Впрочем, регуляция городских экосистем с учетом эволюционного фактора необязательно требует инициативы сверху. Куда больше ее проявляют обычные горожане, которые во многих странах мира все чаще объединяются на почве общего интереса к местной природе. Удачный пример тому – Токио, одна из крупнейших агломераций в мире. В конце XVII века там жил миллион человек, а сегодня это целый конгломерат с населением 38 миллионов: разрастаясь, город поглотил сельские окрестности, известные как сатояма. Сатояма, объясняют мне специалисты по городской экологии Тэцуро Хосака и Синя Нумата из Токийского столичного университета, это универсальное слово, под которым понимают традиционное японское сельское хозяйство – живописную мозаику из деревень, угодий, оросительных каналов и порослевых лесов, выложенную в естественной среде.

Несмотря на исчезновение таких ландшафтов, людское желание трудиться ради природы никуда не делось, утверждает Хосака. Вот уже несколько десятилетий сатояма понемногу возрождается: горожане общими силами восстанавливают традиционные ландшафты на окраине города. Есть и проекты по переносу концепции в центр города, где за парками, каналами, прудами и газонами смогут ухаживать местные жители – совсем как их предки до появления городов. Такая сатояма включает и городское земледелие – особенно оно популярно среди горожан от шестидесяти лет, которых в Токио немало. «Пожилые люди часто проявляют энтузиазм, потому что им нравится работать в саду и на грядках, – объясняет Нумата. – Многие из тех, кто вышел на пенсию, все еще готовы активно трудиться. В современной Японии в шестьдесят лет, как правило, чувствуешь себя молодым и полным сил». И действительно: пока поезд везет меня в Токийский столичный университет, мимо проносятся небольшие сады, огороды и даже рисовые поля, разбавляя серость жилых домов зелеными пятнами. Даже состоятельные жители «Роппонги-Хиллз» в самом центре города вместе сажают рис, ухаживают за ним и собирают урожай на крыше комплекса «Кэякидзака».

Однако возрождение сатояма – это еще не все. В городах мира, от Амстердама и Акапулько до Янчжоу и Ялты, то и дело появляются новые общества по защите местной природы и городскому земледелию. Не стоит недооценивать последнюю часть: развивая земледелие в городе, человек становится неотъемлемой частью городской пищевой сети. Благодаря собственноручно выращенным овощам и фруктам жители городов попадают в энергетическую пирамиду местной экосистемы. Поскольку эта самая экосистема теперь напрямую влияет на их пищеварение и здоровье, они, со своей стороны, начинают охотнее ее беречь и заботиться о ней.

Возможно, энтузиазм этих горожан с экологическим самосознанием (к ним в немалой степени относятся и городские натуралисты, с которыми мы познакомились в начале книги) станет самой благодатной почвой для развития городской эволюции. Многие ученые, с которыми я беседовал во время работы над книгой, говорят, что народ просто в восторге от мысли о том, что флора и фауна эволюционируют и адаптируются к городской среде. Только задумайтесь, насколько гражданская наука может продвинуть изучение городской эволюции!

И вот к чему я веду: давайте создадим городской эвоскоп!

Городская эволюция везде и всюду. Животные и растения в наших городах стремительно меняются и приспосабливаются к окружающей среде – но, за исключением нескольких специалистов по городской эволюционной биологии, которых вы встретили на страницах этой книги, никто не обращает на это внимания. В мире слишком мало ученых, чтобы неустанно следить за адаптацией ящериц чаквелл в Финиксе, белоголовых орланов в Ванкувере и фасоли адзуки в Шанхае. Но в городах мира живет более четырех миллиардов человек, и среди них наверняка найдется достаточно энтузиастов гражданской науки. Что, если они начнут не просто отмечать, обитают ли в городе те или иные виды, но и описывать их эволюцию?