Датский король

Он твердо решил: «По окончании работы новые скульптуры нужно обязательно подписать своим именем. а не позаимствованной у Арсения сомнительной монограммой «КД».

Все эти дни скульптор и художник работали бок о бок, не покладая рук. но главного своего желания Вячеслав Меркурьевич так и не исполнил, хотя мысль об отливке зловещей богини не отпускала его.

Арсений осторожно подсказывал:

— Слушай, я все-таки думаю, что тут основная техническая причина в сырье. Лом твой перемешан, не поймешь, откуда что — куски разного происхождения, неодинаковые сплавы. Это. по-моему, многое объясняет.

Скульптор твердо решил, что точную копию надгробия вернет на прежнее место — только так в буквальном и мистическом смысле можно было освободиться от этого наваждения, навсегда избавиться от черного искуса и духовного рабства потустороннему злу. На третий день он собрал-таки необходимое количество более или менее однородных обломков, однако для решительного шага, для воплощения задуманного нужны были силы, а Звонцов, и без того истощенный ночными бдениями, кошмарами и дурными пристрастиями, уже едва держался на ногах. Хорошо, что рядом постоянно был Арсений.

— Вот что, Сеня, — произнес скульптор запекшимися губами. — Опять у меня, кажется, лихорадка начинается. Я все приготовлю для отливки, а ты, будь добр, сделай остальную работу сам. Теперь ты уже наловчился, я тебе доверяю — вещь непременно нужно исполнить именно сегодня. Чувствую, иначе может быть поздно. Нужно с этим разделаться раз и навсегда.

Он заложил в тигель тщательно подобранную бронзу и оставил плавиться, сам же прилег отдохнуть на какую-то скамью, положив под голову свернутую робу.

Арсению оставалось только дождаться, когда будет готов расплав, и перелить однородный жидкий металл в форму, на этот раз надежно закрепленную. Работа была в удовольствие. Он старательно исполнил отливку и с нетерпением ожидал, когда же бронза остынет и можно будет лицезреть результат. Он хотел было закурить, но тяжелые двери цеха распахнулись настежь — и опешившего Десницына тут же обступили полицейские чины. Офицер дежурно, резко вскинул руку к козырьку, представился и сразу спросил:

— Вы, судя по всему, Десницын Арсений Кириллович, художник?

Сеня кивнул головой.

— Тэ-э-эк-с… Неоднократно помогали своему другу Звонцову Вячеславу Меркурьевичу при отливке скульптур. Верно?

— Да, — Арсений готов был отвечать на вопросы, но не мог взять в толк, зачем он понадобился стражам порядка.

— В таком случае, собирайтесь. Мы вынуждены вас задержать. Господин Звонцов обнаружен мертвым в собственной мастерской, а вы, как нами установлено, единственный, кто находился с ним в самых тесных отношениях. Извольте поторопиться!

Глаза Арсения округлились от удивления. Он недоверчиво оглядел полицейских, те настороженно переглянулись.

— Да что вы, господин поручик! Здесь явное недоразумение: вот он, Вячеслав Меркурьевич Звонцов, — отдыхает от трудов праведных. Живехонек, как видите… Мы здесь безвыходно уже трое суток.

Звонцов к этому времени поднялся со скамейки и слышал все сказанное поручиком:

— Это я и есть Звонцов! Понимаете? Откуда в моей квартире мог взяться убитый… Скажите, а у него голова не в петле была?

«Что он несет!» — Арсения взяла оторопь.

Поручик сразу насторожился:

— Кто вам сказал, что найден убитый? Я этого не говорил. А вот с вами, сударь, ничего не ясно… А при чем тут петля? Предъявите-ка документы, удостоверяющие вашу личность!

И тут скульптор сообразил, что при нем нет ровным счетом ничего, подтверждающего, что именно он — Звонцов. Все документы, разумеется, остались дома, он, по рассеянности, всегда запихивал их куда попало, а когда ночью, спасая собственную жизнь, прыгаешь из окна, разве придет в голову захватить с собой хотя бы какую-нибудь справку?

— Но я уверяю, что…

— Тэ-э-эк-с… Значит, нет документов. В высшей степени подозрительно! — Офицер полиции повысил тон. — Вот что, голубчики: собирайтесь сейчас с нами, оба — до выяснения обстоятельств преступления — и без глупостей! Еще разберемся, что у вас за дела богемные…

«Голубчикам» ничего не оставалось, как повиноваться представителям власти, — под конвоем они безропотно проследовали в участок.

IX

Наконец наступил долгожданный чаемый потерявшим покой причтом, да и паствой (из тех, кто в искушение не впал) день переосвящения Николаевского храма, почти девяносто лет слывшего среди петербуржцев, держащихся строгой веры, местом благословенным. Чин отслужил сам отец протоиерей — он обильно, сажень за саженью, окропил намоленные почтенные стены, и все присутствовавшие в храме со старанием и тщанием, независимо от наличия голоса и слуха, подтягивали за причтом и хором.